Наш опыт межнационального общения на старой родине, на новой родине и зарубежом

[Alexandr]

Дурак и уши холодны
Я злюсь. Старухи ухохатываются надо мной и уговаривают пойти в кино. Мы идём все вместе через дорогу в кинотеатр "Катунь".
-Ты бы, Федя, к тем вон девкам подвалил, чё те рядом с нами, со старухами-то кантоваться!
-Гля-ка каки статны девки-то!
-Ну чё покраснел? Дурак и уши холодны.
После кино идёт обсуждение. Настоящая конференция. Я в ней не участвую. Они говорят о вещах, которых как мне казалось в фильме небыло. Такое впечатление как будто мы сидели в разных клубах и смотрели разные фильмы.

[Alexandr]

Федя садись, четвёртым будешь...
Частенько к бабе Маше заглядывала соседка, немного страшноватая на вид, но очень сентиментальная бандитка. Приведу тут один диалог, который мне запомнился:
-Вы в кино ещё не ходили?
-Чё за фильм? Хороший?
-Довженко поставил. Он муру не кажет. Пошли давай.
-Я уже раз была. Хорошое кино, но шибко уж чижолое, ишшо раз пойду.
-Так ить ишшо рано, давайте в подкидного сыграем. Федя садись, четвёртым будешь... Раздавай...
Старухи играют и рассказывают жутко похабные анекдоты или загадывают ещё более похабные зековские загадки. Богатый и могучий русский язык! Я краснею, я бледнею, захотелось вдруг сказать... Но не говорю. Лучше промолчать. Не возражать. Ведь разговор-то по сути дела идёт очень добродушный, очень вежливый. Представляю какие обороты я услышал бы от нашей гостьи, если бы спровоцировал её на грубости. Антонина, как и следует бывшей политзаключённой, ведёт себя скромнее и пытается своих товарок попридержать. Старухи меня кон за коном обыгрывают в карты, каждый раз приговаривая :"Дурак и уши холодны."

[Alexandr]

Шландик
Не умер. Встаёт и лезет на печку: „Отцэдова-то я уже убьюсь!“ Заскрипел сундук. Саня слышит это и ждёт. Думает. В каую сторону ему двигаться. Спускаться на пол или лезть на печку. Баба Маша достаёт трёшку и отдаёт её сыну. Тот пулей вылетает в сенки и резко возвращается назад: „А двадцатик?!“ Водка в Ае стоила 2-87. В Майме она была дороже на 30 копеек. Каждое утро в понедельник весь дом искал Санин «шдандик». Саня работал в Горно-Алтайске на пивзаводе. Рабочая неделя у всех там начиналась с того, что каждый опохмелялся с какой-нибудь бочки через шланг. Шланг – это был предмет первой необходимости. На пивзаводе его принципиально воспринимали как предмет личной гигиены и мить через чужой шлаг – это было всё-равно что пользоваться чужой зубной щёткой. Выслушивая Санины маты, сообща находим Санин шландик и отправляем его на работу.

[Alexandr]

Щучка
На ночь мы с Саней раскладывали свои раскладушки, бабка Мария и Антонина спали на кроватях. Когда у Сани начинался запой, он вымогал у матери деньги на похмелье. Вымогал он их блатным способом. Делал щучку. Щучка – это происки блатной гимнастики. Саня подпрыгивает вверх, делает в воздухе половину сальто и падает вниз головой об пол. Было воскресенье. Весна. Ледоход. Домой в Аю не попадёшь и я сидел за уроками. На тетради солнечные блики. Всё так отлично было и тут вдруг слышу Саня рычит. Смотрю, лежит он на полу и корчится в каких-то муках. Слюни пошли изо рта. Хрипит! Да это же ведь агония! Баба Маша безучастно смотрит в окно. Антонина читает газету. Ничего не понимаю и к Саше. „Федя не трожь его!“ Это баба Маша сказала. „Сядь!“ Это Антонина сказала. У меня ум нараскорячку, ничего не могу понять и сажусь за стол. Саня перестаёт хрипеть, поднимается с пола и повторяет красиво демонстрирует щучку во второй раз. „Федя, сиди!“ С ужасом смотрю как помирает Саня.

[Alexandr]

Это преступление взбудоражило всю Майму
Однажды весной на разъезде зарезали выпускника нашей школы. Кто? За что? Ничего неизвестно. Это преступление взбудоражило всю Майму. Вечером пришёл Володя. Сели играть в карты. Я слежу за разговором, но смысл уловить не мог:
-Ка думаешь, когда его к хозяину потянут?
-Мусора на след вышли?
-Нет ещё.
-Как мыслишь, когда унюхают?
-Думаю, что завтра.
-Ну тогда дня три он ещё проволындается.
На третий день убийцу арестовали. Я прокрутил снова в мозгу всё, что слышал и понял о чём они в тот вечер говорили.

[Alexandr]

Они всегда были в курсе всех криминальных событий
Баба Маша хоть и отсидела в зоне пять лет, но сохранила набожность и имела сострадание к людям. Иначе бы она больную туберкулёзом к себе на квартиру не пустила. Возможно, что баба Маша следовала неписанному воровскому закону – ты можешь с воровским миром завязать, но не принять к себе бывшего зека не имеешь права. Вечерами в дом приходили гости, почти все из бывших уголовников. Играли в карты и рассказывали истории одну страшнее другой. Я сидел за столом развесив уши и с трудом переваривал зековские легенды в своей целомудренной башке. Суртаевы с воровским миром завязали, но тем не менее всегда были в курсе всех местных криминальных событий.

[Alexandr]

Алтайская сказочная красавица Торко-Чачак.
Антонина болела чахоткой, смерти она не боялась. После отсидки она, незамужняя бывшая зечка, родила дочь. Фотографию мне показывала. Настоящая алтайская сказочная красавица Торко-Чачак. Своё единственное сокровище Антонина потеряла два года назад. Дочь училась на геофаке и погибла во время летней полевой практики. Студенты переправлялись через Катунь с чемальского берега на другую сторону. Лодка перевернулась. Все кроме этой её дочки выплыли. Антонина осталась совсем одна и носила в себе сердечную боль вместе с туберкулёзом. Сейчас, когда вспоминаю этот несчастный случай, мне на память приходят наши водные сплавы по Катуни на байдарках, да ещё с детьми. Риска такого не было. Те неуклюжие просмолённые рыбачьи лодки по сравнению с байдаркой были корытом. Архангельские рыбаки плевались бы при виде такого изделия. Надо быть героем, чтоб сесть в такую лодку, взять в руки весло и направить это корыто на шумы, так мы называли тогда катунские пороги.

[Alexandr]

Верила в Христа, а не в коммунизм
В доме бабы Маши Суртаевой мы жили вчетвером: баба Маша, её сын Александр, я и ещё одна квартирантка – престарелая крещёная алтайка Антонина. На третий день обнаружилось, что Саня недавно вернулся из заключения. Пять лет отсидел в зоне воровство. По соседству с нами жил второй сын бабы Маши Володя. Он отсидел в Забайкалье десять лет. Молодость его, ещё до того, была слишком буйная. Старший сын бабы Маши умирал в неволе на Севере от чахотки. 25 лет просто так бы не дали, дело было, видимо, слишком мокрое. Сама баба Маша тоже провела пять своей жизни в зоне заключения. Посадили за скрывательство. Не доложила милиции о крутом воровском геройстве своих детей. Антонина, тоже бывшая зечка, отсидела в Кустанае-12 десять лет. Правда, не как уголовница, а за веру. Верила в Христа, а не в коммунизм. Это властям не понравилось и её упекли в Кустанай-12. Аж на десять лет. Получалось так, что во всём этом доме кроме меня все «там» побывали.

[Alexandr]

...и, конечно, Бабырган
Со второго этажа виднелся заснеженный айский берег. Я занял место у окна. В окно пялился чаще, чем на доску. За окном была Майма, за Маймой Катунь, а за Катунью – Ая. Там родительский дом.. За Аей горы: Весёлая, Молоканка, Негодяйка, Орлова гора, Минеева грива, и, конечно, Бабырган... По субботам я вставал на лыжи и бегом через всю Майму на Карлушку. Оттуда по зимнику через Катунь к острову, потом вдоль него к протоке, которая летом течёт через Затон мимо Притора. Остров весь в снегу. Елки, верба, калина, маральник, краснотал выглядывают из под снежных шапок. Под ярким солнцем поблескивают на морозном воздухе снежные пылинки. Вспоминаю друзей. Нас раскидало по всему краю. Колька Коновалов учится в Горно-Алтайске, Мишка Ощепков в молтехникуме, другие подались в Бийск в механку. Иногда по субботам вечерами мы встречались в Айском клубе.

[Alexandr]

Каким ослепительно белым был на Алтае снег!
Я проучился в Зерендинской средней школе всего лишь две четверти, но впечатлений от тех четырёх месяцев моей школьной жизни осталось очень много. В школе учились дети целинников. Они приехали в Зеренду со всей страны. Народ особый, романтики и в то же время деловые все. В моём классе учились представители 14 национальностей. В той школе мы не просто учились, мы активно жили. Жили в особой возвышенной атмосфере, которой я больше никогда и нигде в жизни не встречал. Про это можно бы было написать целую книгу, но это будет не по теме. Нас тянуло домой. Не прожив на целине и года, мы зимой вернулись в Аю. Боже мой, каким же после Казахстана чистым, ослепительно белым и искристым был на Алтае снег!