СТИХИ-ПРИТЧИ.

[Ульрих]

***
Ты знаешь, что такое рань?
Ты просыпался рано,
Когда стекло оконных рам
Мерцает как-то странно,
Когда ещё не слышно птах,
Ещё не пали росы,
Когда лежит на трех китах
Земля без всякой оси?..
***
Скоро снеги седенькие лягут,
Волки пьют вино из волчьих ягод,
И стоят осинки на ветру,
Красные, как гибель на миру.
***
С первой встречи, с самого начала
Плоть твоя моей душою стала.
И теперь мне сладко сознавать,
Что тебе в земле не истлевать.

[Ульрих]

***
Порой мне кажется, что мама
Не умерла, не умерла
И в глине вырытая яма
Пустой закопана была.
Зачем смотрю я исподлобья
На сиротливое жилье?
Зачем я плачу у надгробья?
Здесь нету косточек ее.
Порой сомненья не бывает,
Что ныне, присно и вовек
Повсюду с нами пребывает
Любимый самый человек.
Довольно тихо обернуться,
Открыть без скрипа ворота,
И мне, как прежде, улыбнутся
Живые мамины уста.

[Ульрих]

***
Страшно в царство тишины
Уходить навеки.
Стать бы деревом лесным
С птицею на ветке.
Чтобы мог подумать я,
Внемля песне нежной:
Это женщина моя,
Зов из жизни прежней.
***
Бабочка петь не умеет.
Может, умеет она,
Только от счастья немеет —
Так она в мир влюблена.
***
Последней спичкою в зубах не ковыряют:
Промерзнут до костей — костер и разожгут.
Последние слова на ветер не бросают,
Последние слова для Бога берегут.

[Ульрих]

***
Свет звезды, которой закатиться,
Ярок,
торжествующ,
небывал.
Белый лебедь, прежде чем разбиться,
Так поет, как сроду не певал.
Что короче нашей жизни дивной?
Этим чувством нам и надо жить,
Чтобы было песней лебединой
Все, что мы успеем совершить.

[Ульрих]

3
Вымыты половицы,
Выскоблены на совесть.
Пахнет смолой в бараке,
Солнышком и травой.
В новеньких лодочках ходит
Павой Шарлотта-немка.
И говорят, что с павы
Денег не взял Глушков...
– Ты никому не скажешь?
Брат отвечает: – Что ты!
– Видел вчера я в щелку:
Немка к нему пришла.
Села на табуретку,
Голову наклонила.
Бледный, Глушков ее гладит:
– Девочка ты моя!
Брат мне не верит: – Брешешь!
Я обижаюсь: – Шиша!
Брат мне не верит: – Сам ты,
Лешка, придумал все.
– Ладно, Фома-невера,
Хочешь – спроси Глушкова:
Ел из Шарлоткиной чашки
Он землянику вчера?
Вечером разыгралась
С сыном своим Шарлотта
И говорила за стенкой
Ломаным языком
Вместо обычного «паче»,
Вместо обычного «кухен» *
«Ладушки, ладушки» – сыну,
Мальчик смеялся в ответ.

* Паче, паче-кухен – соответствует русскому «ладушки, ладушки».

[Ульрих]

2
Комнатка вся в открытках,
Сладких, пасхальных. Кроме
Этих открыток сладких,
Есть у Шарлотты сын...
Есть голубая чашка
С надписью по-немецки:
«Меньше двух зерен кофе
В чашку не можно класть...»
Часто грустит Шарлотта,
Тихо поет Шарлотта,
Как заманил матроса
Остров Мадагаскар...
Вечером на крылечке
Молча сидит Шарлотта,
Белый цветок картошки
К кофточке приколов...
То она к нам заскочит,
Будто со сна – в сорочке,
Тряпкою мокрой машет,
Чтобы губам помочь:
– Бабушка, вы старуха,
Вы подержите Ганса,
Ганса, моя мальчишка.
Я вам помою пол...
Бабушка отмахнется:
– Эк все в тебе играет!
Спрячь, басурманка, груди­
Дети же малые тут.
Пол без тебя я помою.
Ганс у тебя капризный.
Разве ты любишь русских?
Тихо Шарлотта: – Нет.
Раньше мы жили на юге,
Тут у вас сильный холод.
Папа у Ганса умер.
Мы не полюбим вас...

[Ульрих]

– Чего ты не спишь, служивый?
Он выплюнет мелкие гвозди.
– Какой интерес – без бабы?
Без бабы сплошной кошмар!­ –
Так взрослым давал ответ он.
А нам бы сказал иначе:
– Приснился мне, хлопцы, леший
С зеленою бородой.
Мигнул он мне красным глазом:
«Глушков, ты мужик исправный.
Сегодня пущу я дождик
Из гвоздиков золотых,
И ты собирай сколь надо,
Хоть горсточку, хоть котомку.
Смотри, не проспи с похмелья –
­Товар пропадет зазря».
– И вы, дядя Петя, ходили?
– Ходилок-то, милый, нету...
– И вы, дядя Петя, не врете?
­­– Глушков отродясь не врал!
Глушков разожжет папироску,
Тонюсенькую, как гвоздик:
– Оставил одиннадцатый номер
Я в Берлине немчуре.
Напрасно мы их тут пригрели,
Они у меня в печенках!
Да я бы... своими руками...
Подай-ка бутылку мне...

[Ульрих]

СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ *ИСТОРИЯ

1
Мы жили в таежном поселке.
Поселок - двенадцать бараков,
Поставленных криво и косо
На земляничной земле.
И на следах лосиных
Стоял магазин в поселке,
И выходил детсадик
Окнами в глухомань.
Я помню из всех бараков
Яснее всего четвертый,
Похожий на все бараки
И крышей, и писком крыс.
В нем жили почти всё немцы,
А русских - раз-два и обчелся:
Раз – я да братишка с бабкой,
Безногий сапожник – два.
Все будние дни сапожник
Стучал, как голодный дятел.
А в праздники матерился
И пил разведенный спирт.
Он ноги оставил в Берлине,
В Берлине, как говорил он.
Медалью его «За отвагу»
Играла вся ребятня.
Он сам был похож на мальчишку,
Когда война разыгралась.
Когда он вернулся с фронта,
Жена от него ушла.
Она говорила, плача,
Что век бы жила с Глушковым,
Когда б не просил он сонный
Ноги ему укрыть...
Глушков просыпался рано:
Еще за окошком месяц
И гимна еще не сыграло
Радио на стене.

ДВА СОСУДА
В нарядной комнате, в гостиной,
В шкафу на полочке стоял
Большой фарфоровый, старинный,
С красивым вензелем бокал.
Он о торжественных обедах
Воспоминания хранил,
А вот невзрачного соседа
Не признавал и не любил.
«Могли бы что-нибудь получше
Поставить рядом с красотой,
Вон и щербинка возле ручки –
Да он фаянсовый, простой.
Здесь всю гармонию нарушил
И не годится для гостей
Всего лишь глиняная кружка
С рисунком в виде голубей».
Но каждый вечер наполняют
Горячим чаем тот бокал,
Свои ладони согревает
Хозяин о его бока.
И тот сосуд, простой и грубый,
Ждал с замиранием в груди,
Когда его коснутся губы
Того, кого он так любил.
У Бога разные сосуды –
Из глины, меди, серебра,
Мне все равно, каким я буду,
Лишь бы годился для добра.
И чтоб щербинки и болезни
Не помешали мне и впредь
Быть для хозяина полезным
И хоть кого-нибудь согреть.

[Ульрих]

***
Кем я был до появленья
Своего на белый свет?
Пылью? Облаком? Растеньем?
Есть вопрос. Ответа нет.
Неужели — вихрем пыли,
Вроде дыма без огня,
И прохожие молили
Их избавить от меня?
Неужели был растеньем,
Тем исчадьем сатаны,
Чьи соцветья и коренья
Отравителям нужны?
Или, светлой силой создан,
Легким облачком я был
И ни солнышко, ни звезды
Ни на миг не заслонил?