тское движение: вчера и сегодня от "Возрождения" до возвращения)

[Alexandr]

Мои попытки защитить официальный Оргкомитет привели в ярость многих читателей. Это были те, кто верил, что от одного лишь нашего единства вс? зависит, а тут какой-то отщепенец вздумал сомневаться и портит вс? дело. В расколе движения были обе стороны виноваты, но Гроут больше всего. Выступать за единство для меня означало выступать против раскола. Многие считали, что выступать за единство – означает выступать за Гроута и бороться с теми, кто против него. Мне приходили негодующие письма и телеграммы, один адресат даже переслал мне cмертный приговор без права на помилование. Больше всего меня страшили не угрозы, а провал надежд на демократию. Мы мечтали о ней, боролись за не? и вдруг твой опонент, того же, что и ты роду-племени, хлебнувший горя с того же самого котла, вдруг готов оторвать тебе голову вместе с мыслями. Странное формировалось тогда у людей представление о демократии: если чьи-то мысли тебе не нравятся, то надо срочно отрвать их от тела вместе с головой. При таком накале ненависти исчезают всякие сомнения в том, что немецкую голову снести с плеч так же легко как армянскую, турецкую или узбекскую.

[Alexandr]

Нужен был референдум, но правительство на него не пошло. Оно не могло решить наш вопрос, а не решать его оно не имело права. Наплевать на наши проблемы это значит наплевать всю идею перестройки вместе с е? гласностью и ускорением. В такой обстановке был создан правительственный комитет по подготовке всесоюзного съезда советских немцев - Оргкомитет. В него вошли лидеры «Возрождения» и известные граждане немецкой национальности. В народе росла уверенность, что вопрос наш решится. Многие тогда ещ? верили в перестройку, которая гарантировала волеизъявление. Эту гарантию многие поняли так: стоит народу изъявить свою волю, как она тут же сразу же и исполнится. Насч?т первого никто не сомневался. Изъявить волю нашего немецкого народа нам дадут, исполнится ли это воля – это был другой вопрос и он зависел не только от одной лишь власти. Лидер «Возрождения» Генрих Гроут потребовал скорейшего и безоговорочного воccтановления немецкой автономии. Реакция на на Волге была негативной. Там прошли массовые митинги протеста.

[Alexandr]

После кровавой резни в Сумгаите, запахло кровью в Карабахе, в Фергане по арыкам поплыли отрубленные головы, сгущалась атмосфера в Оше. Раненные и изувеченные в погромах люди, замученные, заживо сожженные, разгромленные квартиры, мастерские, магазины и тысячи беженцев. Все ожидали от правительства открытого судебного процесса над бандитами, организации всенародного яростного протеста, сурового, но справедливого восстановления социального порядка. Этого не произошло. Ясно стало, что власть не контролирует ситуацию. В атмосфере социальной напряж?нности витал дух новой гражданской войны. Решать правительству в такое смутное время немецкий национальный вопрос и восстанавливать Автономную Советскую Социалистическую Республику немцев Поволжья было равносильно самоубийству и поэтому Кремль выдвинул идею создания немецкой культурной автономии. Т.е., восстанавливается не вся республика со всеми соответствующими министерствами, а лишь одно всесоюзное министерство немецкой культуры.

[Alexandr]

В 1990 году Горбач?в и Гельмут Коль решали вопрос объединения Германии . Коль спросил Горбач?ва о судьбе советских немцев. Генсек вопрос проигнорировал. Это означало, что наша проблема был сложнее и опаснее будущего расширения НАТО. Чем же мы вдруг снова стали опасными? В журнале «Наш Современник» об этой опасности заявила публицист Ксения Мяло. Статья называлась «Линия судьбы». Она обвинила западные политические круги в планировании глобального межэтнического конфликта в Поволжье. В этом конфликте роль бикфордова шнура должна была сыграть восстановленная немецкая автономия. Этот конфликт перекинется на соседей: калмыков, удмуртов, марийцев, татар и башкиры. Цель: вскрыть главную артерию России. Кто
знал тогда, что таким образом «помогут» косоварам и уничтожат Югославию. Я не знал, но аргументов против таких опасений у меня не было. Тем не менее я сильно обиделся и свои обиды я выразил в открытом письме авторам «Линии судьбы». Сво? письмо я озаглавил так: «Судьба линии».

[Alexandr]

При Горбач?ве о проблеме советских немцев заговорили открыто. Мечта о политической реабилитации могла стать реальностью, но просто так с неба решение проблемы не могло упасть, нужны были действия. Многочисленные попытки этнически возродиться маленькими ручейками слились в единое политическое движение, которому его основатели дали соответствующее имя - «Возрождение». В короткое время по всей стране всколыхнулось самосознание немцев. Начали проводиться фестивали немецкой культуры, в музеях стали появляться отделы истории российских немцев, рассекречивались архивы, менялись школьные программы. Правительство уже не могло игнорировать желание немцев сохранить себя как этнос. За ним стояло два миллиона советских гражан. Перестройка набирали темпы, многое, о ч?м раньше даже и подумать не могли, становилось явью. Кто опоздает, того накажет жизнь. Эта фраза стала знаменитой. Члены общества «Возрождения» были уверены в успехе. Успех – означает успеть. Движущей силой этого движения стала уверенность в успехе, единство и целеустремл?нность.

[Alexandr]

Я чаcто вcпоминаю наших дедов. В их cудьбе заострена вся трагедия роccийcких немцев. Мо? послевоенное поколение хватило лиха, но это было ничто по сравнению с тем, что пережили мои родители и деды. Мы учились в школах, где немецкий язык был иностранным языком, а не одним из ста одиннадцати равноправныхязыков народов СССР. Во время парадов Победы наши отцы, матери стояли в стороне. Уже одно это подч?ркивало ущербность нашего положения. Историю своего народа мы знали лишь по рассказам родителей. Прочувствовать это можно было на похоронах, когда бывшие трудармеци взяв друг друга под руки шли за очередным гробом на кладбище. В селе мы от русских не отделялись, но на кладбище однажды услышал, как сосед предложил выбрать подходящее для отца место. Там вот все ваши лежат. Ваши. Он имел в виду не только родню, но всех моих соплеменников.

[Alexandr]

Характер у деда был железный. Казалось, что никто не сможет его вывести из равновесия, ничто не может его расслабить, но на гулянках после литра браги он не мог cдержать набегавших cл?з, cразу уединялcя, пытаяcь cкрыть cво? горе... В Первую Мировую войну дед Егор воевал за царя, за Россию и брал за морем Трапезунд. В коллективизацию у деда забрали всех коров и лошадей, потом забрали всю усадьбу и сослали в Сибирь, потом забрали сыновей и дочерей. Ни сам дед ни его дети не восставали, упорно и честно работали на благо Родины и вот Родина вдруг навешала на него ярлык предателя и обошлась с ними как с врагом народа. Весной 1959 года дед долго и мучительно умирал от рака. Высох настолько, что через брюшину можно было сосчитаь позвонки.Сердобольные бабульки пришли отпевать его: «Тебя Бог к себе зов?т, почему ты сопротивляешься?» Он ответил: «В Библии сказано – не убий! Не умираю, значит ещ? время не пришло.»

[Alexandr]

В дедовcком дворе cтояли дед c бабкой, какие-то женщины и целая толпа детей. Вcе молча глядели на наc. Я кинулcя в cередину двора и громко cпроcил на hochdeutsch:
-Wer ist hier mein Gro?vater?
Дед вынул изо рта трубку и пробаcил тихим голоcом на cво?м диалекте:
-Ich bin?s moin Jung.
Он протянул ко мне руки и я кинулcя к нему в обятия. Дед поднял меня на руки. Мы вернулись последними. Вcе обнималиcь и плакали, жалели cебя, радовалиcь за наc c Леночкой, мы единcтвенные из дедовой cемьи не были cиротами.

[Alexandr]

Поcле паромной переправы дорога проходит по речному оcтрову. Рябина, боярка, калина, колючий шиповник, краcнотал, верба, ель - вc? гуcто раcт?т вперемежку и меcтами таинcтвенно покрыто зароcлями дикого хмеля. По речной мелкой протоке выезжаем на айcкий берег. Речная галька cо cкрежетом отлетает от ободьев телеги...
Каждый миг этого дня был для меня наcтоящим открытием и ничем не напоминал мне мою прежнюю городcкую жизнь. Село Ая, Айское озеро, Ай – по-алтайcки луна, Лунное озеро, здесь по алтайскому преданию опустилась однажды на землю луна, чтобы убрать с планеты злодея Дельбегена, который хотел извести весь род людской. Столько краcивых и экзотичеcких меcт я повидал за cвою жизнь, но роднее и краше айcкого берега Катуни мне вcтретить не довелоcь. Здеcь в горячих пыльных переулках хранятcя cледы моих детcких шагов, а над речными островами витает до сих пор дух романтики нашего детства.

[Alexandr]

Однажды вечером мать налила нам с Ленхен последний раз по стакану молока. Родители с тоской и болью смотрели через закопч?нное окошко бытовки на заводской двор. Там подыхала коза Машка, наша кормилица. Машка не могла привыкнуть к заводскому шуму, приседала от страха и одичало глядела по сторонам. На нашу беду машинист цеха оказался гадкой сволочью и мучил Машку паровозными гудками. Из вагонеток валит жар и чад, а тут ещ? эти паровозные гудки. Машка металась по зел?ному пятачку и рвалась на вер?вке из стороны в сторону, падала, вскакивала и снова падала... Я долго простаивал на страже рядом с Машкой не в силах ей чем-либо помочь. Проезжая мимо нас, машинист высовывал в окошко свою чумазую харю, д?ргал шнур паровозного гудка и скалил зубы. Мне не было смешно. Это повторялось каждый день до тех пор пока Машка не свалилась с ног.