[Alexandr]

Было ещё одно муторное обстоятельство. Ещё со времён Хрущёва я был знаком с московскими диссидентами и вякал везде и всюду то, что от них слышал. Было много проблем с этим делом. На собраниях все ждали моих выступлений как выход Хазанова на сцену. Когда же начальство брало меня за жабры, то ни одна падла не заступалась. Как пришёл Горбачёв, все вдруг стали такими смелыми. Отвратительно мне было смотреть на вчерашних зайцев и кроликов, возомнивших себя в друг волками. Для меня это были шакалы, которые раньше жаждали критики, но сами молчали как рыба об лёд и при первой же схватке от страха пускали мочу в штаны и в трудную минуту бросали меня. Я был за перестройку и бывших зажимал не терпел, поэтому для меня было шоком похвальное письмо из Крайкома КПСС, которое они прислали мне после моей статьи. Мне казалось, что я получил похвалу от своих врагов. В принципе это тоже результат зомбирования. Почему я был так настроен - все, кто сидят в крайкоме – это враги, а кто с ними борется - это герои. Они ведь там тоже меж собой раскололись на горбачёвцев и антигорбачёвцев. И те, и другие искали сообщников. Горбачёв никогда бы не состоялся, если бы у него не было сообщников! Я поехал к отцу, чтобы узнать его мнение. Как быть с рагневанными трудармейцами, почему они меня считают своим врагом? Вдруг пришла телеграмма - отец умер от инфаркта. Мой брат мне сказал, что отец ему сказал, что статья моя к месту и всё в ней сказано верно.
На все письма, которые приходили я отвечал как мог. Вот ещё одно из писем. Я отправил его в редакцию газеты "Neues Leben" Александру. Кто этот Александр теперь уж не помню. Возможно Александр Фитц, а может и другой Александр. Из письма можно судить о том, как выглядело тогда между нами противостояние. Между мной и вами, гроутовцами. Я был один. Вас было много. Разницы же между нами никакой. Мы все были пешками в той игре.