- Живо мне! - закончил черт наставления, и плеть, сама собой взявшаяся в его руке, прилипла к сжавшейся под майкой спине. - Живо!
Мужик подпрыгнул от боли, кинулся к столу, давай банки да бутылки из пакета на черный мрамор выставлять. А под рукой ничего, чем бы открыть их. Но черт тут как тут: «На, - говорит, - нож». И подает не нож, а целый кинжал, каким впору гусей рубить. Сжал мужик наборную рукоять, нацелился на банку с икрой, но эта острейшая штуковина вдруг ни с того ни с сего вильнула в сторону и - бац! - по руке серенькому старикашке. У того пальцы в количестве четырех штук сразу отделились, и ни кровинки, лишь черные дыры на срезах. Старикашка скуксился, как грудной ребенок, захныкал. Злосчастный лакей и сам подумал: «Ой-ой-ой…», а как на господина взглянул, то мысль сформировалась окончательно: «Конец».
- Ну, все, конец тебе, сучень! - прошипел черт и стал расписывать своего лакея плетью, не разбирая, голова ли там, плечи… А плеть такая, что боль от бока до бока нутро проедает. Винтом пошел мужик, кричит, пощады просит:
- Ой, не могу больше! Че хошь делай, не бей только!
Черт эти слова услышал и плеть опустил. Говорит:
- Значит, чего хочу… Ладно, заберу я у тебя твою квартирешку. Так что ты, когда вернешься, хе-хе, не удивляйся, что жилья у тебя нету.
- Угу, - шмыгал носом мужик, - угу, - и быстро-быстро кивал, соглашаясь.
- Договорились. А теперь камин затопи, живо! - и плеть еще раз коротко сказала: «Чак».
Мига не прошло, как мужицкая плешь уже маячила над поленьями у холодной квадратной пасти камина. Тут и газетка на разжиг нашлась. Торопливо заложив дрова, мужик украдкой глянул через плечо: «Вай!» - пальцы у старикашки снова на месте и стакан с водкой поднимают. «Оба черти!» - еще раз убедился лакей и схватил спички с полки над камином. Чиркнул - и сразу занялось, заиграло, запрыгало. «Получилось», - поползло в мозги облегчение. Но верхнее полено вдруг сорвалось с места, покатилось, с треском выпрыгнуло из камина и долетело до мохнатого ковра. Как полыхнуло! Пламя от ковра к потолку взметнулось, бурелом огненный. Мужик лицо руками от жара закрывает, видит, как черти в огне мечутся, то на стол, то под стол, туда-сюда - нет нигде спасения. Одежда на них горит, волосы, лица, руки, как факелы. «Что ж делать? - растерянно топчется мужик. - Сгорят же!»
А ковер тем временем прогорел, пламя ослабло и скоро погасло совсем. На месте ковра дымился толстый слой мохнатого пепла, на котором, как прежде, стоял черный мраморный стол. На нем лежали совершенно неподвижно оба сгоревших черта. От старикашки вообще остался один черный обгоревший позвоночник, хозяин же напоминал какой-то бесформенный, обугленный кусок. Тишина и зловоние - все. «Все», - шепнула мужику робкая мысль.
|