Из рассказов моей мамы: *Когда моих родителей известили, что они подлежат выселению, им одновременно было сказано, что на все сборы им даётся 24 часа. Также сказали, что необходимо взять с собой прудукты питания на дорогу, тёплую одежду, постельное и кое-что из посуды. На следующий день к назначенному времени, они с узлами явились на пристань, где уже ожидала баржа. Кроме них, было ещё много других немецких семей, которые вместе с ними должны были покинуть свой родной город Марксштадт и на барже плыть до г. Энгельса. Дети плакали да и многие взрослые. В Энгельсе народу было уже много, ожидали, пока наконец-то их погрузят в телячьи вагоны. В вагонах было тесно, людей напихали bis es geht nicht mehr, воздух был спёртый. Куда их везли, никто из депортируемых не знал. Как позже выяснилось, везли их в Красноярский край через Казахстан и Алтай. Эшелон часто и по долгу стоял на запасных путях. В пути находились около 3-х месяцев. В пути случалось, умирали дети и пожилые люди. Естественно, на кладбищах их не хоронили. Так что никаких могил от них не оставалось. Прибыв на место, где стояло много подвод, их выгрузили из "телятников". Наших родителей и их шестерых детей - старшей их дочери было 9 лет, а младшей всего-то 8 месяцев, а между ними 6-ти, 5-ти, 4-х и 3-х летние - *повезли 150 км от железнодорожной станции в одну из самых глухих и захолустных сибирских деревень, в 35-ти км от районного центра. Поместили их жить в зимнюю канюшню, где до них стояли больные лошади. Конюшня, правда. была вычищена и стены побелены, но специфический запах сохранился. Через 3 месяца, в феврале 1942 г., нашего отца призвали в, так называемую, "трудармию", а в действительности заперли в лагеря ГУЛАГа Свердловской обл. Миму миновала "трудармия", так как у неё на руках был грудной ребёнок. Непосильный труд в нечеловеческих условиях, рацион, составлявший брюквенную баланду и 150 г. хлеба, сделали своё дело - отец стал дистрофиком и по этой причине его комиссовали. Вернувшись, отец не застал семью в той деревне, откуда он был призван. Маму с детьми перебросили в другую деревню того же района. Неимоверными усилиями маме удалось более или менее поставить отца снова на ноги. Его в конце 1943 снова "призвали" и отправили в Бугуруслан. Обувь и одежду надо было иметь свою, а у него кроме ботиночек ничего не было. Снова тяжёлый труд, скудное питание. В 1945 г., отморозив ноги, ему ампутировали одну ступню и комиссовали. Приехав домой, пошла гангрена - отняли снова, теперь уже выше колена, А ещё через год отняли и вторую ногу сразу выше колена. От отца остался лишь обрубыш. Через 6 лет он в возрасте 43-х лет умер, когда мне было 5 лет.