И чего теперь было в его рассказе больше — откровения-покаяния или же неумной похвальбы от старческой болтливости — я так и не понял. Хотя «по-житейски» здесь многое понятно: в голодное время человек уехал на заработки. Точно так и нынче многие стремятся правдами и неправдами попасть в страны Евросоюза.
Кто-либо возьмется сегодня его судить? И за что? За то, что не погиб в партизанах или что не попал в один из лагерей смерти, коих на территории Беларуси было около трехсот?..
А потом, в 1990-е годы, Германия начала гуманитарную кампанию. Мол, советским людям, которые трудились в немецкой промышленности в годы войны, тогда по известным обстоятельствам недоплатили (или вообще не заплатили), однако же теперь Германия, достигнув экономического расцвета, решается на жест доброй воли и начинает выплаты бывшим «восточным рабочим».
Вот завязался узел, вот смешалась куча претендентов! Кому, сколько, за что?.. Стукнули тогда кулаком по столу бывшие фронтовики: мы-де кровь проливали, но нам ни шиша, а которые в военной промышленности врага были заняты, то им значит…
Принципиально не способны были понять многие наши люди, что теперешние начисления в евро — это не репарации с поверженной нацистской Германии. Той Германии давно уже нет, а насчет использования репараций надо было спрашивать у Сталина, у родной Советской власти.
Почему у нас получилась не как в других странах, пострадавших от фашизма? Там в конце сороковых годов компенсации были адресными. Подсчитали и выплатили все до последней кроны, до последнего сантима. Скажем, у некоего бельгийского домовладельца осколком немецкого снаряда снесло с крыши несколько плиток черепицы — вот ему деньги на новую крышу. У какого-то французского крестьянина вермахтовские солдаты отобрали телку — получай за это новую корову.
У нас же репарации «просвистели» мимо людей, которые после бомбежек и артобстрелов жили в землянках. И ушли эти средства (ни для кого теперь не секрет) в атомную промышленность, в ракеты, в чудовищное по своей окончательной бессмыслице гидростроительство.
В СССР была утверждена идеологическая конструкция: наличествует единый народ-победитель («советские люди все как один грудью встали»), а в противоположность ему — ничтожный процент изменников-предателей. Но про три с лишним миллиона советских граждан, которые добровольно, полудобровольно или совсем уж принудительно работали на экономику рейха, полагалось молчать. До середины 1990-х годов о так называемых остарбайтерах в нашем обществе не знали почти ничего. Ни как они очутились в Германии, ни в каких условиях работали там и жили, да и само слово «остарбайтеры» не появлялось в печати.
И только когда тысячи наших пожилых людей вдруг начали получать основательные суммы в валюте, пробудилось в обществе любопытство к этому явлению. Соответственно поляризировались суждения про жизнь «восточников» в Германии в годы войны.