[gainst]

русского пьющего вчера ещеотвратительный его желудку мутныйбражный напиток, после принятия которого,как после удара кувалдой по темени,мутится и плывет сознание, и в месте срусскими *отплясывающего барыню инадрывно во все горло поющего русскиечастушки.
Эх, разойдись душа, раззудисьплечо:
- Парыня, парыня, Сутарыня-парыня...- рвет душу, голос и струны мандолиныИоганн под сопровождаемые аккордамигармони-трехрядки, на которой виртуознонаяривает коренной сибиряк Санька-горбатый.
Ему вторит Эльза:
- Я милёнка зафлекала,
А он,нерешительный,
Фодка пить, так самыйпервый,
Как в кровать - стеснительный.
Ха-ха-ха! – гогочат гости иподхватывают начатой Эльзой песенныйречетатив новой частушкой. Научилисьнемцы, а куда им деваться, вместо радостныхи оптимистических немецких песен петьпротяжные заунывные песни русские.Например «саратовские» немцы любилипеть песню, считая ее своей родной, оВолге:
«Фольга, Фольга,Муттер-Фольга,Фольга русская река...»- прижмурив глаза и раскачиваясь в тактмузыке запевает голосистая Гильда Брауни песню подхватывают дружные голоса ееповолжских земляков.
Вынужденно играя в поддавки ссибиряками, наши немцы выигрывали вдругом, ненавязчиво внедряя свою немецкуюсущность в быт нашей деревни своимиделами, свойственными их менталитетуи профессионализму. Никто не мог вдеревне ковать железо так, как это делалзнаменитый кузнец Генрих Адольф.
А как вязал оконные рамы встолярном цехе меннонит Петр Гартвиг,это нужно было видеть. Кудесник, да итолько!
Никто лучше Эдуарда Приба неклал в домашние печи: русские, голландки,обыкновенные отопительные – 5-ти – 9-тиоборотные. Грейся – не хочу!
Не было большего любителя лошадейи блюстителя порядка на конном дворе,как конюх Андрей Динер. Лошади и Андрейбыли неразделимы в сознание жителей.
Кулибыным слыл у нас токарь-фрезеровщикВильгельм Генрих. Не было такой детали,которую не мог бы создать на своемчудо-станке этот токарь от Бога.
Их, высочайших профессионалов,уважали и люди, и начальство. У нихокружающие учились работать ответственно,надежно, качественно.