Ностальгия. Хальберштадт.
 

На витрине

сигареты. Слева немецкие, справа советские. Цены равны, но немецкие названия

ласкают слух. “Juwel”,”F-6”, “Duett”, “Kabinet” … А вот и водка. Ихняя «Луникопф» (0,75 л) по 13 с полтиной. Наша

«Столичная» (0,5 л) по восемнадцать марок. Да, бог с ней, с водкой. Это я так,

для сравнения. Я ж тогда и не баловался ей. Наклейки на бутылках больно

симпатичные. А вот и жвачки! Вот то, о чём грезят все дети в Советском Союзе!

Выбор небольшой, но они есть! Вспотели ладошки, зажавшие монету в пять марок! А

всё равно вышел, ничего не купив. Времени теперь предостаточно.

Вот магазинчики меня

и заинтересовали в первую очередь. У меня же целых пять марок! Захожу в продовольственный

магазин, как в храм.

Ну, нельзя же так убивать советского человека обилием и качеством

товара!!! Всё такое миленькое, миниатюрно упакованное, приятно пахнущее. Я даже

не знал предназначения большинства предметов, ибо все надписи на немецком

языке. Но пахло теми запахами, название которых могу озвучить лишь сейчас. Это

ваниль, это корица, это терпкий устойчивый запах сигар, это запах тех фруктов,

которые по определению не имели права на существование в это время года.

Понятное дело, что пацану в первую очередь охота обследовать

улицу, весь военный городок. Ведь я дитя таких городков, и этот был далеко не

первым.

* * * * * *Оказалось, что наш дом

был на самом отшибе самого городка и соседствовал лишь с казармами третьего

танкового батальона, в котором служил мой отец. Весь «бомонд» сосредотачивался

вокруг футбольного поля – солдатский клуб, ДОСы (дома офицерского состава),

казармы, магазинчики….

И вот, наконец, Хальберштадт. Военный городок. Какое-то всё

чужое, мрачное….

Одноэтажный домик из белого кирпича с двумя подъездами. Двухкомнатная

квартирка. Из окна вид на автодром, а, проще сказать, голое поле. И всё тот же

белый туман. Отец дал мне в руки большую монету в пять марок. Она показалась

мне очень тяжёлой, на неё, наверное, можно купить всё, чего только душа

пожелает.

Ощущение пересечения миров усиливался вечно снующими по

вагонам пограничными и таможенными нарядами. Чего они у нас искали? А уже,

когда поезд шёл по территории Польши, в купе стучали услужливые паны-поляки,

предлагавшие всевозможные галстуки, наборы рюмок и бокалов, эротические

игральные карты. В свою очередь, сами поляки были очень охочи до советских

рублей и до золота. Весь этот «товарообмен» представлялся мне некой взрослой

игрой, смысл которой до меня не доходил….

Впрочем,

нет. Был такой момент, когда приходило осознание, что уезжаешь из Союза. Это,

когда в Бресте нужно было на несколько часов выйти из поезда для того, чтобы

состав переставили на новые узкоколейные колёса. Этот знаменитый брестский зал

ожидания, где пассажиры пережидали время, ресторан при вокзале, в котором,

наверное, обедали все уезжающие и приезжающие. В то время в зале ожидания было

очень много еврейских семей, получивших разрешение на выезд за границу, цыган,

за которыми нужен был глаз, да глаз.

Я всегда думал, что природа в Германии просто

обязана разительно отличаться от *русской. И вдруг я вижу здесь такие же берёзки, которые, по моему

глубокому убеждению, должны вязаться лишь с прилагательным «русские»; такие же

обширные поля, с которых месяцем ранее убрали урожай и вспахали на весну; такой

же воздух, в котором соотношение кислорода и азота абсолютно идентично родному,

русскому. Вроде, как и не уезжал никуда.

Приезд.

Наверное, самое сильное впечатление о Германии, остающееся

на всю жизнь, это то, которое получаешь в день приезда.

* * * * * *Осень…

Промозглая, сырая погода. Дымка плотного белого тумана, из которой, если бы

возможно сжать руками, *можно было бы

выдавить воду. И этот туман повсюду. В лесах, мимо которых мы проезжали с

магдебургского вокзала в хальберштадтский военный гарнизон, в маленьких

немецких городках и деревушках, в пустых полях, вдоль которых мы проехали

основную часть пути.

Вообще,

несмотря на скудность возможностей, в окрестностях военного городка было много

таких мест, в которых мы проводили много своего времени, и куда я с

удовольствием вернулся бы сегодня. Хотя бы на день. Я бы очень хотел пройти той

дорогой, которая ведёт мимо старого, зарытого в землю танка Т-34, мимо древнего

паровоза, забытого кем-то на опушке леса, к двум горкам из песчаника,

расположенным в глубине леса. Сколько надписей было оставлено задолго до нас,

нами и теми, кто жил после?! Я только забыл название тех горок. Может, кто и

напомнит…

Ты ещё

спишь, но так хороша,

Боюсь

потревожить твой сон прекрасный,

Еле

ступая и чуть дыша

Привожу

в порядок твоё школьное платье



На

сегодняшний день эти слова мне представляются простым набором слов, а тогда,

пожалуй, это были, якобы, чужие слова, но подспудно выражающие то, чего нам так

не хватало в жизни.

Там ещё

дальше были такие строки, которые выражали наши ещё не сформировавшиеся

потребности в женском обществе:

Дым

костра создаёт уют

Искры

гаснут под облаками

Пять чудаков

о любви поют

Чуть

охрипшими голосами…

Чтобы

попечь картошечки (благо, картошка рядом под соломой) и попеть песни под.… Вот

ни за что не догадаетесь, под какой музыкальный инструмент! Под аккордеон!!!

Всё дело в том, что среди нас два человека замечательно играли на этом

инструменте – Виталик Безырганян и Серёга Чистяк. А на гитаре в то время никто

не мог играть. И вот под картошечку печёную и без всякой водочки (а это значит

вполне искренне) лилось над овощехранилищем не совсем стройное пение:

Иногда могло нахлынуть

романтическое настроение, при котором рождались и воплощались, ну, совершенно

необычные планы. На овощном хранилище военного городка, по холодной осени, на

продуваемой открытой площадке собираются под вечер вся «банда».

Слушаемые радиостанции тоже были

специфическими. Если иностранное, то «Радио Люксембург», которое выдавало самые

последние западные хиты. Если русское, то «Радио Алдан», которое, не переставая

и без остановок, передавало русские песни. В крайнем случае, могли послушать и

радиостанцию «Волга», Это официальная радиостанция ГСВГ, по которой говорили

красивые и правильные слова про Родину, отличников боевой и политической

подготовке. Это, может, и раздражало, но иногда и простое мурлыкание

транзистора вполне устраивало.

Нам нравилось вдыхать этот

новый для нас, необычный запах горящего угля, а, вернее, брикетов

спрессованного то ли угля, то ли торфа. Этими фигурными чёрными брикетами

топилась всё Группа Советских Войск в Германии. Мы с удовольствием помогали кидать

уголь в топку солдатику-кочегару, играли на каких-то тряпках в карты, курили

сигареты под названием «Охотничьи». Неприметным атрибутом таких тусовок

обязательно был транзистор или «ВЭФ-201», или «ВЭФ-202», или «Океан»,

принесённые кем-то из пацанов.

Надо отдать должное, мы никогда не воровали

то, что находилось непосредственно в домах. Мы предпочитали всё, что растёт на

огородах, в садах. Немцы жаловались командованию части, но поймать нас было

невозможно. Мы прекрасно владели приёмами «стоять на стрёме» и выполняли

команду «Атас». Наверное, нигде больше я не едал столько вишни и черешни. Нам

нравились необычные места в военном городке, такие, которых мы не встречали в

Союзе. Например, в сырую и холодную погоду мы собирались в подвале – кочегарке

одного из ДОСов (домов офицерского состава).

Основной костяк нашей «банды»

составляли Валера, Сергей Мусорин, Сергей Чистяк, Виталик Безырганян. Никто из

взрослых никогда не задумывался, как организовать досуг своих детей. Поэтому

нам приходилось самим развлекать себя. Даже сегодня я не испытываю угрызений

совести от того, как мы совершали набеги на немецкие дачные дома.

Моё знакомство с Валерой Заярным и

Серёгой Мусориным состоялось в солдатском клубе. Коню понятно, что не в

библиотеке и читальном зале. Были такие закоулки в клубе, где можно было в

полумраке посидеть, побегать, покурить, поболтать. После «собеседования» я

пришёлся ко двору, в первую очередь, тем, что курил, принёс с собой отцовские

сигареты, привезённые с Союза. Как сейчас помню, это были болгарские сигареты

без фильтра, то ли «Шипка», то ли «Солнце».

Я приехал шестиклассником. Меня с явным

превосходством приняли к себе в компанию семиклассники Валера Заярный и Серёга

Мусорин. Заводилой был Валера. У него к тому времени уже пробивались лёгкие

чёрные усики, он по комплекции мог вполне сходить даже за восьмиклассника, но,

как я уже сказал, этот признак не являлся фактором лидерства. Поэтому

существовало ещё и высшее общество – восьмиклассники. Но мы редко проводили

время в их обществе. Видимо, потому, что там было не очень много мальчишек, а

те, что были, больше времени уделяли учёбе. Впереди были выпускные экзамены.

Друзья



* * * * * Формирование

дружеских кругов в Германии происходит специфически. Тут абсолютно не имеет

значение, какой служебный пост занимает родитель, хотя все знают друг про друга

всё, чей отец и кем служит. Конечно же, при первой встречей происходит «обнюхивание»

- откуда приехал, в каком классе учишься, куришь ли и проч. Вообще, модель мальчишеского

микроклимата скопирован с армейского. И тут получается смесь. Во-первых, учитывается,

сколько времени живёшь в Германии. Во-вторых, и это главное, в каком классе

учишься. Понятное дело, что кто старше, тот и авторитетнее. Ну, прямо, как в

армии.

Но отказываться? С чего бы это? Микроскопические

дырочки от инъекций можно было разглядеть лишь при большом желании. А его как

раз и не было. И вот девичьи зубки вонзились в наши (шоколадные!!!) конфеты.

Хрум-хрум. Съели. Ждём. Проходит десять минут, пятнадцать.

- Ещё хотите?

- Давай.

* * * * * *Вообщем,

съели они все конфеты. Никакой реакции. Что-то никто не бросается в объятья.

Разве что ещё б от конфет не отказались бы. И вот тут я почувствовал, как дико болит моя

рука. Далее, как у Никулина. Гипс, короче. Он мне ещё долго напоминал о моей

бестолковости.

Как оказалось позднее, это был закрытый

перелом руки. Так женский вопрос на заре моей юности повернулся ко мне задом.

Но в тот момент предвкушение результата снизило болевой порог. «Заряженные»

(или «заражённые»?) конфеты были на руках. Ищем девчонок. Вон они, взявшись под

руку, гуляют вокруг стадиона.

- Привет, девчонки! Конфеты

хотите?

* * * * * *Никогда

до этого мы им не предлагали конфет. Предложение выглядело лукавым и

провокационным.

Итак, как будем давать? Какой-то умный

переводчик прочитал, что со спиртными напитками давать бесполезно. Почему-то

пришла мысль вколоть жидкость шприцом в конфету. Пошли в медсанбат, солдатик-фельдшер

понял всё на лету и приступил к процедуре. В этот момент в процедурку зашёл

комбат. Мы спинным мозгом чувствовали, что он нас расколет, как Мюллер

Штирлица, а посему дёрнули во весь дух из здания. И во время прыжка с крыльца я

неловко поставил руку и почувствовал нестерпимую боль.

Узнал кто-то из нас, что в

немецких аптеках продаётся некая микстура под названием «Контариус». Теперь-то

я знаю, что основой этой микстуры является шпанская мушка, которая, якобы

усиливает половое влечение у женщин.. Но раз за это средство авторам никто не

предлагал Нобелевскую премию (по примеру Виагры), значит, и средство, наверное,

было так себе. Мы решили испробовать этот «Кантариус» на наших девчонках.

Мысленно уже рисовали себе картину, как они нас домогаются, а мы гордо воротим

носы…

К сожалению, мы не имели

возможности своими глазами увидеть весь ужас в глазах немца и почувствовать

распространяющийся запах животного страха, ибо согласно закону жанра, спешно покидали поле боя.

* * * * * *Но

также органично, как в романе Льва Николаевича Толстого, тема войны плавно

перетекала в тему мира. Подобно медведю в берлоге, просыпающемуся по весне, в

нас пробуждался интерес к женщинам. Интерес смутный, неконкретный, возникший

отчасти с возрастом и отчасти от тех телепередач, которые шли на немецком ТВ.

На инженерном складе полка работал один солдатик, который в ожидании Дембеля очень нуждался в офицерских пуговицах, на свой будущий парадный мундир. А мы нуждались в новых приключениях. За энное количество пуговиц можно было сменять взрыв-пакеты, имитационные мины ИМ-82 или ИМ-100, где цифра говорит о калибре, а, значит, и о громкости взрыва. Набрав этой пиротехники, мы отправлялись на просёлочную дорогу, где часто проезжали немецкие машины. Наверное, мы испытали ощущения партизан-подрывников времён Отечественной войны. Едет ничего не подозревающий немец, думая, что война давным-давно закончилась. А тут мы, отряд имени Павлика Морозова. Правильно отмерянный и отрезанный кусок бикфордова шнура, соединённого с детонатором, гарантирует разрыв ИМ-82 прямо под колёсами автомобиля.

Получалось приличное расстояние в 50-60 метров. Можно было дёргать. Теперь, представим себя внутри квартиры. Монотонный, достаточно громкий стук по стеклу поначалу просто мешал вести тихий семейный разговор. Затем нервы начинали сдавать у хозяев квартиры. Выбегал разъярённый хозяин. Пройдя вдоль своих окон и не найдя источника звука (нитка же высоко протянута, да и в темноте её и не увидишь никогда), мужик возвращался домой. Итак раз десять. Наконец, секрет разгадан; нитка и грузик найдены, *со звериным рычанием разорваны в клочья и выкинуты в темноту. Но разве потеря приспособлений могут идти в сравнение с ничем не описуемым восторгом от проделки. Видимо, тогда ещё остались в памяти общечеловеческие умозаключения – «Если тебе плохо, значит, кому-то хорошо» Девчонки, конечно же, догадывались об авторах этих приколов, да разве они продадут своих пацанов?

Вообще-то, у нас всегда была неиссякаемая фантазия на всякого рода проделки. А, если принять во внимание, что досугом ребятни в полку абсолютно некому заниматься, то пределов нашим проказам установить некому было. Пожалуй, самым безобидным препровождением времени была игра в «стукалочки». Представим себе тихий и тёмный осенний вечер, когда в домах собирались семьи, приходили со службы мужья, прилежные девочки заканчивали делать уроки на завтра. Тут и наступало наше время. К окну на первом этаже прикреплялась пластилином обыкновенная нитка, к которой на расстоянии 5-7 сантиметров от места крепления привязывался грузик, ну, скажем, в виде болтика или гаечки. Затем ниточная катушка разматывалась на всю длину.

ПРОКАЗЫ.

привет! прочитала твои ПРОКАЗЫ. ТАК ЗАХОТЕЛОСЬ В ГЕРМАНИЮ, В НАШ ГОРОДОК. ТАКАЯ ГРУСТЬ НАВЕЯЛА.МОЛОДЕЦ! ПИШИ ЕЩЕ.

Дорогой Александр! Я поражена,как верно вы передали многие эмоции и впечатления нашего детства.Звучат знакомые фамилии,которые были на слуху(из разговоров родителей и других взрослых).Я приехала в городок летом 1972 года 7-летней девочкой.В первый день запомнились незнакомые люди-соседи.Угостили незнакомым фруктом-бананом.Мне он не очень понравился,но когда я его распробовала,то никогда не могла наесться вдосталь,т.к. мама их очень редко покупала и давала по одному в день.Были необычные стены-мансарда,длинный коридор и необычная немецкая посуда. Надо было носить домой воду в ведре и для меня было симпатичное маленькое ведерко(голубое).Мы приехали из Львовской области и мне пришлось быстро освоить русский язык( к сожалению,обратный процесс сейчас получается хуже-русский стал родным на всю жизнь).Надо мной смеялись какие-то мальчишки постарше и спрашивали-не видела ли я кого-то или что-то и я простодушно отвечала-нэ бачила.Я помню,как мы объедались черешней,лазили за ней на деревья.

Помнится,как мы бегали по чердакам,сидели на вечернем сеансе в солдатском клубе на почетном первом ряду на коленях у солдат. На какой-то праздник мы с сестренкой запевали детскую песенку:"На лугу,на лугу,на лугу пасутся КО!".Часто на концертах какая-то женщина пела отрывки из опер и на мотив песенки "Пусть бегут неуклюже"-У соседа у Мишки есть сестренка Маришка,стал Аленку у мамы просить.А она отвечает-и тебя мне хватает и что негде Аленку купить.Я помню все слова этой забавной песенки.Помню, как я среди детишек на "зайчиках"-велосипедах впереди оркестра каждый вечер сопровождала развод на плац, а этот же оркестр 1сентября провожал нас к школе.Перед школой были заросли сирени и мы на переменках искали среди цветков 5 лепестков.Потом два года подряд на школьном автобусе нас возили в Квидлинбург в восьмилетку.Целый урок мы бродили в ожидании старшеклассников.На уроке труда работали с мальчиками.А на обратном пути соревновались в подсчете тарабанок...

Но самое сильное воспоминание того времени-когда как-то ночью начался пожар на складах боеприпасов.Кажется,это была весна 1975года.Вначале были слышны звуки пулеметных очередей,обеспокоенный папа выглянул в окно и стал торопливо одеваться.Мама рассказывала, что схватила нас с сестрой и выбежала из дома,забыв документы.Я помню,как мы сидели в подвале под солдатским клубом,как бежали через лесок к трамвайной остановке и как мимо нас проезжали вывезенные из городка ракеты...А песчаные горы в лесу назывались Горой Любви,кажется.Интересно было бы прочитать воспоминания других очевидцев этих событий.

Да, Клава, воспоминания нас объединяют. Помню взрывы на складах боеприпасов. Мы жили на отшибе городка возле казармы третьего танкового батальона в одноэтажном доме из белого кирпича. Там ещё рядом баня была. Когда начались взрывы на складе мы добежали до паровоза (помнишь такой чёрненький на опушке леса?) и оттуда наблюдали за разрывами. А потом осколки по городку собирали. Я в 1975 заканчивал 8 класс в Квармбеке. Тебе было 13, а мне 15...

Нет. Тебе было только 10. Считать разучился. Ничего, что на "ты"? На правах старшеклассника... Впрочем, и мне приятнее было бы такое же обращение к себе...

Как я могла забыть про этот паровоз! Помню его,но смутно.Нигде он не промелькнул на фотографии.После взрывов на складах помню приземление на стадионе вертолета.Действительно,мальчишки собирали осколки и хвастались ими.А еще выход на природу за пределы городка называли: мы пошли за(сколько?) тополей.Там в ряд росли несколько тополей.Помню,как на лугу собирали с мамой луговые опята.Почему-то ни у кого нет воспоминаний про мемориал Лангештайн(не знаю,правильно ли написала его название).Мы долго шли к нему через танкодром и видели на его обочине несколько искореженных "Уралов" после пожара на складах.

Шесть тополей.Лангинштайн помню,даже фото есть,по дороге к нему стояло наше оцепление,выставляли во время стрельб.В этом районе грибы собирали с оцом,и помню огромное маковое поле.

Доброго всем здоровья.
Отлично помню и пожар на складах, мой отец как раз служил в ракетном дивизионе и офицеры выводили установки из боксов под осколками, солдат за руль не пускали.
Четко помнится черное с багровым небо, когда бежали по бетонке вдоль немецкой полосы препятствий в лес, и еще запомнилось возвращение из леса, когда колонны женщин с детьми шли по дороге, а встречали солдаты с автоматами. младший брат плакал и кричал "Немцы бомбы кидают"
отлично помню паровоз в лесу, а перед ним здоровая яма, накрытая люком, как у нас бытовала версия - вход в подземный завод. а шесть тополей стояли довольно далеко от городка, но видны были хорошо.
Еще вспоминаю первую учительницу, Валентину Георгиевну.
Благодаря ей до сих пор стараюсь писать чернильной ручкой, ибо гоняля нас за пасту страшно, чтобы почерк не испортилс. почерк фиговый, но писать все-таки люблю чернилами.

Всем привет! Захожу сюда редко,но получаю огромное удовольствие.Радостно было прочитать воспоминания моего одноклассника Бори.Так интересно-у каждого остались свои воспоминания об одном и том же событии. Я еще помню в связи с пожаром на складах,что некоторое время сидели в подвале под клубом.С нами сидел какой-то мужчина.Спустя годы я поняла,что это был политрук.Его долг был прояснить ситуацию и не допустить паники.А тогда я подумала-какой трусливый дядечка,сидит в подвале с женщинами...А вот возвращение в городок не помню...Первый класс действительно запомнился чернильными ручками и тетрадками с промокашками вложенными.Был в классе Игорь Щучкин-он прогрызал ручку до пипетки и всегда был перемазан чернилами.Я тоже ручку грызла,но мама отучила,намазав ее перцем.Помню уроки пения,как учили песню про скворушку.Больше ее не слышала никогда.Валентину Георгиевну помню как строгую учительницу.