ПОЭЗИЯ ПОРУГАННЫХ НАДЕЖД (От трудармейских нар до выездной Люфтганзы
 

Вольдемар Герд.НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ Замер лес, могучей стужею объят.
На стекле замерзшем пышный зимний сад.
Холодно в бараке. Мерзость и распад.
Синий свет от лампы сам светить не рад.
Слышу, шевельнулся рядом мой сосед.
Он еще проснулся, он еще живет.
Человек на нарах, человек-скелет
пожелал мне счастья вдруг под Новый год.
Как оно далеко! Далеко как, ах!
За долами, льдами, лесом, за хребтом,
или под метелью смертной на фронтах,
где его не в силах отыскать никто.
Но однажды счастье, как весенний сад,
в платье из сирени возвратится к нам,
и, наполнив светом безутешный взгляд,
уведет с собою к волжским берегам.
Северный Урал, 1943 *г.
(Перевод с нем. Роберта Кесслера)

ЛЕСНЫЕ СОЛДАТЫ
(сокращенный вариант)В глухом лесу таежном
проклятый Ивдельлаг.
*За проволокой где-то
родительский очаг.
Таежные солдаты
кольцом конвойным сжаты
в лесу.
С рассветом дружно в сани
впрягайся, не зевай. *
На сани грузим бревна,
а в мыслях - отчий край.
Таежные солдаты,
мы валим лес треклятый
в лесу.
О сколько полегло нас,
не счесть, в тайге глухой.
А жены нас, как прежде,
с победой ждут домой.
Таежные солдаты -
без имени и даты
кресты в лесу.
(Перевод с нем. Владимира Летучего)

Генрих Шнейдер.МОГИЛА В ЛЕСУ
То было на Вятке
в безлюдном лесу.
Мы рыли могилу
в болоте.
Погреться порой
отходили к костру
и вновь
приступали
к работе.
Лопаты врезались
и в камни, и в мох,
и в корни,
и в ржавчину гнили.
А ноги так стыли -
помилуй нас, бог!
И руки
от холода ныли.
Истлевшие трупы *
* лежали в кустах -
на лицах
осенняя слякоть.
И не было мяса
на синих костях...
Посмотришь -
и хочется плакать.
Когда мы друзей
предавали земле,
надгробной
не было речи.
Мы, встав на колени,
шептали во мгле:
«Прощайте, родные!
До встречи!»
До лагеря мы
дотащились без сил
вдоль берега
ночью морозной.
Дежурный охранник *
наганом грозил,
что, дескать,
вернулись мы поздно.
Хлебали баланду, *
наш лагерный суп,
и спали
в объятиях бреда,
а утром с нар Якоб
стаскивал труп
навеки уснувшего Фреда.
(Перевод с нем. Роберта Вебера)

Лео Майер. ПРИЗНАНИЕ
Я – немец с искореженной судьбою,
Уставший от наветов *и неправд.
О родина, я чист перед тобою.
И не тобой лишен гражданских прав.
Нет преступлений, а грехи – без счета.
Я виноват по оговорам злым
в том, что язык Бетховена и Гёте
стал с колыбели и моим родным.
Я изгнан, очернен и оклеветан,
С моим народом сослан в лагеря.
О Волга! Я встречал твои рассветы
До роковых закатов сентября.
Не мог ведь мой народ предать Поволжье,
где путеводной стала жизни нить.
Ума не надо, чтобы грязной ложью
Святой колодец правды замутить.
Я внёс частичку в общую победу.
Я лес валил в таёжных лагерях.
Я голодал, но я молчал о бедах
И жарил вшей тифозных на кострах.
От холода зимой, от гнуса летом
Страдали мы, и свет нам был не мил.
Голодные, худые, как скелеты,
Мы надрывались и лишались сил.
Почти босые на заре неяркой
Мы шли в болота на лесоповал.
По-волчьи зубы скалили овчарки.
Хмельной конвой отряд сопровождал.
Мы замерзали на холодных нарах.
Эх, доходяги – вот и вся любовь!
Больные люди корчились в кошмарах,
Когда клопы и блохи пили кровь.
А до побудки трупы мы грузили –
Лёд на ресницах, головы в снегу…
Их сбрасывали в общие могилы,
А всех ходячих гнали вновь в тайгу.
Шесть лет не мог я досыта наесться,
Когда домой вернулся весь больной.
Шесть лет не мог я снова отогреться,
и зорко комендант следил за мной.
А вдруг захочет спецпереселенец
Куда-нибудь податься из села?
Смотри, в тюрьму заткну, паршивый немец,
На двадцать лет в чём мама родила!
Я – немец, я ведь это не скрываю,
Но я же человек, понять сумей.
Люблю Россию, ей добра желаю,
Одной и вечной родине моей.
Я верю, что когда-нибудь свобода
Развеет клевету и боль обид.
Святая правда моего народа
Тупую ложь и подлость победит!
1949 год
(Перевод с нем. Роберта Вебера)

ПОЧЕМУ? Пришел к тебе
я снова из неволи,
долина скорби,
милая для глаз.
Пришел к тебе
я с застарелой болью.
Так выслушай меня
в последний раз.
Дай мне ответ,
и больше нет вопросов,
что мучили меня
из года в год.
Отсюда их
через миры пронес я,
и вновь принес
на плесы волжских вод.
Скажи мне,
почему меня изгнали
с клочка земли,
где я мужал и рос,
где каждый куст, *
который мы сажали, * *
пьет из костей немецких *
костный мозг.
Где каждая
на улице табличка,
как дар сердечный
в дружеской руке,
где роза каждая,
заборчик и наличник
* * * мне пели песнь
на нашем языке.
Ты и сегодня
промолчать решила.
Где ж твоя вера
в справедливый суд?
Таскать мне чемодан
всю жизнь уныло,
пока его
со мной не унесут.
Саратовская область, 1954 г.
(Перевод с нем. Роберта Кесслера

ПОТЕРЯННАЯ НАДЕЖДА Увы, я уже потеряла
Надежду, что правда пришла...
Немецкость моя - что с ней стало?
А может, она умерла?
И родину бросить должна я?
Еще раз покинуть свой дом?
Зачем мои предки, блуждая, *
в краю оказались чужом?
Мы люди здесь третьего сорта,
растоптаны здесь мы, как прах.
Без разницы - где ты и кто ты *
и думать не смей о правах...
Живи, как и жил - прозябая,
привыкни, коль ты не привык!
Живи, постепенно теряя
обычаи предков, язык...
Вернут ли нам землю родную -
Кусочек родимой страны;
Мечту навсегда золотую -
Родительский дом до войны?
Надежду я вмиг потеряла
сегодня, когда, как кошмар,
в дурацких речах услыхала
названье - «Капустин Яр»1...
18.01.1992
(Перевод с нем. Владимира Летучего)
1 «Капустин Яр» (ракетный полигон в Поволжье) предложил
российским немцам вместо восстановления АССР НП
президент РФ Б.Н.Ельцин.

стихотворение"Почему" написал вольдемар Герд,стихотворение"Потерянная надежда" написала Нелли Ваккер.

АЭРОПОРТ Аэропорт. Горою чемоданы.
И дети спят на выстывшем полу...
Мы улетаем... Ждут другие страны.
Решились! Не хватайте за полу!..
Печать тоски на лицах отрешенных,
В глазах надежды робкой огонек...
Мы улетаем, с нами наши жены
Да старики, кто в землю не полег.
Спасибо Вам за все, товарищ Сталин:
Вы подсказали нам, как надо жить.
Мы ждали много лет, мы ждать устали,
Пока вернут, что нам принадлежит.
Язык теряем, веру и обычаи,
И надо что-то делать поскорей...
Но Ваш закон на нас колючкой бычит,
Как проволокой Ваших лагерей.
Мы помним все.
Не стерлось! Не забыли,
Как ни за что загнали нас в тайгу.
Как сосны - мы, болезни - нас валили.
И дети умирали на снегу.
Как нас считали, ставя на колени.
Да по затылкам хаживал приклад.
Мы погибали, веря в светлый гений,
что нас вернет на Родину назад.
Прошли сквозь сито смерти
на две трети.
Рассеялись горстями по земле.
Но ждали, ждали, ждали полстолетья,
Что вспомнят вдруг о немцах –
там, в Кремле.
Минуло полстолетия... Как страшно,
Что смотрят до сих пор как на врага.
А время островов *немецких наших * *
* * Нещадно размывает берега.
А мы еще надеемся на что-то.
В глухую стену бьемся головой.
Оставить жалко землю, дом,
работу...
И так охота быть самим собой!
По сути дела здесь и там чужие,
Но немцы мы, и нам не все равно!..
Терпенью научила нас Россия,
Но, черт возьми, кончается оно!
Собраться вместе надо бы скорей нам,
Покуда в нас хоть капля жизни есть.
А многие не Волгою, а Рейном
Любуются и нас жалеют здесь.
А там, на Волге, злобою сгорают,
Тревожатся, боятся до сих пор.
Но разве страшен тот, кто умирает?
А путь к здоровью тяжек и не скор.
И вот опять родные улетают.
Подумать можно: на подъем легки.
Но слезный спазм гортань пережимает,
И плачут, уезжая, старики.
Изверились. И снова раз за разом,
Давя раскатным ревом на виски,
Летит в закат крылатая «Люфтганза»,
Уносит тела нашего куски.
И новый рейс.
И снова слезы льются.
«Прощай!» - гудит по залам и углам...
Те - улетают. Эти остаются...
Душа и сердце рвутся пополам.

"Аэропорт"-написал Эдуардт Альбрандт

Теперь приходится ехать в Сибирь
Теперь приходится ехать в Сибирь,
Оставить цветущий мир.
Под тяжестью рабских оков,
Ждет меня лишь нужда и холод.
О, Сибирь, ледяная зона,
Куда ни один корабельщик не попадет по волнам,
Где не теплится ни искры человечности,
И глаз не видит уже спасения.
От своих оторванный насильно,
От своих насильно отделен.
Почему теперь мне нельзя целовать губы
Той, кто любит меня, и назвала меня супругом?
О, кто осушит слезы моих близких,
Которые они, милые, проливают без вины,
Я теперь примирюсь с местью,
Судьба посылает мне только одного друга.
Если суждено мне уйти в ураган
От солнца в темную ночь
Если в тени древних дубов
Человечество взглянет само на себя
О, тогда я с тоской
Вспомню о моей родине.
Мне осталась одна лишь надежда,
Лишь надежда - мое единственное счастье.-автор неизвестен

2. ИзгнанныеМы, изгнанные советские немцы,
Рассеяны вдали от родины,
Где жили некогда наши отцы,
Где стояла и наша колыбель.
И на чужбине, изгнанные,
Далеко от родины
Остались нам лишь наши песни,
Что мы знали еще детьми.
Семьи разорваны:
Один здесь, другой - там.
Многие матери уже не знают,
Где теперь живут их дети.
Голод, нужда, страх и горе -
Это было нашей судьбой.
И очень многие мои братья
Покоятся теперь в объятиях земли.
Все это мы вынесли
Безропотно, терпеливо,
И кому нам было жаловаться,
Нам, изгнанным без вины?
Мы были бесправными и рабами,
Только и работали, как скот.
И в насмешку нас ругали дурными,
"Фрицами", "фашистами", там и сям.
Но мы больше не будем молчать!
Поднимайтесь, братья! Уже пора!
Пусть прозвучит наш голос -
Пока не победит справедливость.-автор неизвестен.

Отъезд из России
Отъезд из России
Дался мне не трудно,
Ибо того, что мы здесь пережили,
Больше мы не хотим.
Не было у нас ни родины, ни прав,
Не было и друзей.
Повсюду мы были "фашисты",
И некому было жаловаться.
С нашей родины на Волге
Были выселены мы все
И разбросаны по России
Повсюду мы, немцы.
С тридцать первого и с сорок первого
Начались все наши несчастья,
Голод, нищета, болезни,
И смерть настигла многих.
С большим трудом и тяжелой работой
Прожили мы жизнь.
То, что мы заработали,
Покрыто кровью и потом.
Я не знаю своего будущего,
А прошлое мне хорошо знакомо,
Поэтому я еду в Германию,
Чтобы найти родину.
Россия, Россия, с тобой не сравнится
Ни одно государство в мире:
Лживы твои речи, дурны дела,
И нравится тебе только ложь.
Родина, родина, как сладки слова,
Понять их может только тот, у кого нет родины,
Кто должен говорить на чужих языках,
И не знает родного языка.
А как поведет меня судьба
И как встретит меня Германия,
Я отдаю охотно в Божьи руки,
Бог руководит всем и направляет все.-автор неизвестен.

Ach warum bin ich geboren

Ach warum bin ich geboren,
warum bin ich den kein Stein,
ja da war ich unverloren,
hatte keine Qual noch Pein.

Lage dann an einem Berge,
wo die Sonne mich beschien,
horte nicht den Sang der Lerche,
wu?te gar nicht wo ich bin.

Hatte dann auch kein Empfinden,
kennte dann auch keine Not,
wusste nicht von allen Sunden,
ware frei von Not und Tod.

Sturm und Regen, Ungewitter
machten mich nicht feig noch schwach,
ware dann nicht hinter Gitter
aus der Brust kame kein Ach!

Schnee bedeckte mich im Winter,
lage Still und ohne Schmerz,
hatte dann auch keine Kinder,
die mir lagen an mein Herz.

Wu?te nichts von reiner Liebe,
wie sie ist zur lieben Frau,
hatte keine su?e Triebe,
sondern ware kalt und rau.

Kalt im Eis und Schnee ich lage,
spurte keine Kalt? noch Frost,
brauchte auch nicht Gottes Wege
und auch keinen su?en Trost.


Ach, ach, ach ich muss ausharren
wie der Herr mich fuhren wird,
doch Geduld gibst zum ausharren
sonst verloren und verirrt.

Woll'n all? ihr meine Lieben,
suchen Rettung bei dem Herrn
wenn gleich er mit Geiselhiebe
hilft er doch den Seinen gern.

Wenn die Stunden sich gefunden,
kehrt die Hilfe bei uns ein,
nur ihr Lieben mir nicht gramen,
sonst wird Gott dann uns beschamen.

*****
Alexander Julius Kufeld 1931 Arbeitslager Sysran

Heut gedenke ich an Meinen

Heut gedenke ich an Meinen
an mein liebes teures Weib,
die gewi? oft denkt mit Weinen
an mein tiefes bitt?res Leid
.

Sie war mir so lange treu
siebenundzwanzig sind vorbei,
bleib mir treu bis an den Grabe,
Frau und Gattin Gottes Gabe.

Liebe Kinder, seid gehorsam
eure Mutter, mir zu lieb
und wie oft auch wie beisammen
freuen uns aus Liebestrieb.

Ihr Geschwister, alle Ihr;
eure Lieb beweiset hier
an der Schwerster Ella,
ihre Not und Leben ist so trube.

Beweiset Tochter eure Liebe
an den Bruder, der noch klein,
Gott der Herr, er geb? euch Friede
und erhalt?t eure Herzen rein,
Gott behut euch vaterlich.

Zions Hilfe komme doch
aus der Hohe nieder,
nimm von uns das schwere Joch
da? ich frohlich wieder
kann mit meinem Hause singen
Lob, Preis, Dank, Er? dir bringe.

A.J.Kufeld, Arhangelsk, 1932

ВольдемарГердт(род. в 1917 г.)


УКАЗ
Нет, люди,
я забыть не в силах
тот день ужасный
в феврале,
когда слепая вьюга
выла
под утро
в сумрачном селе.
Все на ногах.
У сельсовета
и стар и млад—
весь наш колхоз.
Все ждали
грозного рассвета,
и души
сковывал мороз.
Потом хромой
с ножным протезом
горланил,
теребя листок —
кому готовиться к отъезду
в «трудармию»,
на долгий срок.
Рыданья женщин,
плач детишек
смешались
с вихрем февраля,
и глас народа
не был слышен —
суровым был
Указ Кремля.
А на ветру
над школьным зданьем
кумач поблекший
рвался ввысь:
Спасибо Вам,
товарищ Сталин,
за нашу
радостную жизн

ТОСКА ПО РОДИНЕ

Когда, когда
придет мой час, ответьте,
я окажусь
в родимой стороне?

Нет ничего
печальнее на свете,
чем журавли
в лазурной вышине.
Они зовут,
посланники свободы.

Из этих мест
в пространство, в высоту,
из леденящей душу
непогоды
туда — на юг,
с тюльпанами в цвету.
О, если бы,
О, если б они знали,
какая боль
растет в груди моей,
они бы
унесли мои печали,
что от весны к весне
томят сильней.
Что за полет!
Эфира содроганье.
Но скоро опустел
воздушный океан.
Умчали скорбь.
Вернется ль из скитанья
забрать меня
летучий караван?

* * * * * * * *Северный Урал, 1942 г.

Теодор Гисс(род. в 1919 г.)


* * * * * * * * * ****
Клянусь деревьям-исполинам:
вернусь в Поволжье я опять,
и буду колыбель искать
отцовскую, мою и сына,
когда война покатит вспять
и Гитлера прибьет дубина.
Мы по стволам стучим не даром.
Ответим на удар — ударом.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *1942 г.

Стихи из трудармии
АВТОР НЕИЗВЕСТЕН

* * * * * * * * * * * * ***

Это было в сорок первом.
Шар земной в огне пылал.
Повезли нас в край далекий
с Украины на Урал.
Стар и мал, и много женщин.
Это было в сентябре.
Уж Германия с Россией
воевали на Днепре.

Далека ты, Украина...
Путь уходит на Восток.
Позади остались хаты,
где в окошке огонек.
Там пшеница колосилась
возле ровного жнивья.
Снова птицы улетают,
только в теплые края.

Не спешит товарный поезд.
А к чему спешить ему?
Мы за проволкой колючей.
Мы приехали в тюрьму.
Без вины мы виноваты.
Ешь баланду и трудись!
Лишь на нарах вспоминаем
медом пахнувшую жизнь.

По тайге пошли морозы.
Не ушел забор под снег.
Выносить холодный голод
может только человек.
Человек живет надеждой,
а надежда неумрет,
пока сердце не остынет,
пока солнце не зайдет.

А когда снега растают,
когда кончится война,
он поедет в край родимый,
где-то ждет его жена.
Ждут его родные дети,
ждет его родимый дом,
там он радостно поплачет
под родным своим окном.

Рейнгольд Франк(род. в 1918 г.)


ДИТЯ-ПОПРОШАЙКА В СИБИРИ 1942 ГОДА
Идет, спотыкаясь, сквозь снег и буран
по сибирским дорогам немецкий пацан.
Родителей взяли, а в чем их вина?
А бабушка хвора, а ночь холодна.

Три для уже как ничего он не ел,
идти попрошайничать голод велел.
Язык — чужой и чужие места,
одно слово по-русски знают уста.

Он «хлеб» говорит у чужих
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *ворот,
замерзшей ручонкой у рта трясет.
И гонят его и кричат ему вслед:
— Катись, попрошайка и дармоед!

Силы иссякли, болит голова,
и прочь из деревни бредет он
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * едва.
Сквозь ветер и снег идти невмочь.
Опасно на улице в сибирскую ночь!

Плывут облака и ветер гудит,
в снегу на обочине мальчик лежит.
Ручонки он к небу тянет без сил —
и белый саван его укры

Нелли Ваккер(род. в 1918 г.)

СТИХИ ВОЕННЫХ ЛЕТ * * * * * 1941-1945
* * * * * * * * * ****

О как далека ты, моя звезда...
Надежда одна лишь не спит
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *в ночи.
Плачет ребенок мой. Ветер скулит.
И кажется мне, что стонет весь
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * мир.
И не ветер скулит, — плачет земля.
А ты так далеко, моя звезда...

* * * * * * * * * * ***

Нет, мы не на смертельном рубеже,
не там, где проливают кровь солдаты.
Далекая от фронта деревенька,
и здесь войной зовутся голод,
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * горе
и ожиданье с фронта письмеца...
Кто знал, что женщине по силам все!
Она и мерзнет, да не замерзает.
Не ест сама, зато детей накормит.
Над похоронкой плачет по ночам.
Но дети вот... Они так изменились.
И за войну- заметно повзрослели.
Печальны их голодные глаза.
Звенит мороз, и в латаной одежде
они бегут без опозданья в школу.
В снегах дрова мы рубим у Тобола
и тащим их потом на санках в классы.
Шинят в печи волшебные поленья
и согревают маленьких теплом.
Тетрадей нет, нет книг и нет чернил...
Нет света, перьев и карандашей...
Дрожащая коптилка светит тускло...
Учебник чтенья — пушкинские сказки,
ну а тетради — старые газеты.
Чернила — сажа и свекольный сок.
А перья — смех! — гусиные, как встарь...
И школьник — мальчик, важно говорит:
— * Смотри, ошибок допускать нельзя!
Ведь мы все пишем, как писал сам
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Пушкин ! —
Глядите сами — вот его портрет!

Нора Пфеффер(род. в 1919 г.)


ЖИВЫЕ ЭКСПОНАТЫ
Мы,
В моду вошедшие
Нынче,
А кто это —
Мы?
Бессчетное множество
Мертвых,
Умолкших навек,
И кучка
Живых экспонатов,
Способных ответить.

И нас
Вопрошают:
Одни с любопытством всего лишь,
Другие — с участьем.
Вопросы...
Вопросам, наверно,
Не будет конца.
И нельзя промолчать,
Как нельзя допустить

Повторения
Прежних кошмаров,
От которых и волосы
Дыбом
Встают у того,
Кто услышал
Хоть раз
О печальной судьбе
Миллионов.
От ответов таких

Не зайдется ли
Сердце от боли,
Не польются ли слезы?
Да и кто, наконец,
Осознает:
Чего это стоит —
Ответить!
Каждым
Словом своим
Ворошим
Непотухшие угли,
Извлекаем па свет
Незабытые

Грозные тени.
Кто поймет,
Что ночами бессонниц
Мы платим
За искру участия,
Одиночеством —
За пониманье,
И вечной боязнью — уснуть
И опять очутиться
В том страшном аду,
в удушье кошмаров,
где властвуют
злобные тени.

ГербертГенке(род. в 1913 г.)

МОЙ ВЕК (отрывок гапоэмы)

Ты помнишь это?
Снег и лед.
Тайга, тайга, мороз, работа.
Мы валим лес.
Здесь путь пройдет —
сквозь дебри
и через болото.
Не фронт ли это? Горла хрип,
дыханья белые кристаллы.
При каждом шаге — скрип да скрип.
Стволы звенят, как из металла.
Что для страны дремучий лес? —
бруски, подпорки, бревна, балки.
Как мачты, елки до небес —
и вот уже лежат вповалку.
Где залегает рудный плод,
туда проходят рельсы трудно.
Там нужно выстроить завод
и вырастить до неба трубы.

Не скоро солнце повернет,
чтоб лаской одарить лучистой.
Мы валим лес. Все снег, да лед.
Метровый снег под коркой льдистой.
Кому легко?
Война идет.
Тем женщинам в полях метельных?
Бойцу, ползущему вперед
под пулями в под шрапнелью?
Здесь вечерами у печи
кто бросит умное словечко,
кто вспомнит тех, кто разлучил.
Кто в прошлое скользнет от печки.
А сердце женское вдали
полно тоской и жаждой мира.
О, сколько звезд во тьме сожгли,
любовь оставив в черных дырах.
Я вижу милое лицо
и слышу первый шаг сыночка,
и дорогое письмецо
опять читаю с первой строчки.
Мы чувствуем — идет погода.
Март. Но мороз еще при нем.
Плоты сбиваем день за днем,
чтобы успеть до ледохода.
Река во льду, но в глубине
и здесь в лесу кипит работа.
Ты помнишь? И теперь во сне
я мокрым становлюсь от пота.
Потом, как из засады, нас
накрыла оттепель дождями.
Я содрогаюсь и сейчас
от ужаса. Всегда он с нами.
Вскипает в ярости река
перед чудовищным затором.
Трещат из льдин
и бревен горы,
и воды прут на берега.
По дамбе волны хлещут плеткой,
а там и рельсы, и жилье.
Вот время и пришло твое...
И ты садишься
смело в лодку.
Ты показал, что медлить — грех.
Стволы толкаешь между льдами.
Слетает оторопь со всех.
Мы пробиваем брешь жердями.
Трещит плотина
под струей,
вздымается, и вот — крушенье.
Все кончилось
в одно мгновенье.
В неравной битве
пал герой.

Смеются люди на перроне
и ток бежит по проводам.
Ты не увидишь света там.
И не прокатишься
в вагоне...

Роза Пфлюг(род, в 1919 г.)

TO БЫЛО В ИЮНЕ

To было в июне,
в июне.
И утренняя звезда
сияла, как наши взоры.
Мы вместе — и навсегда.

Луга и леса в цветенье.
И так должно быть всегда.
Благословляло нас лето
на будущие года.

То было в июне,
в июне.
Нас мир манил голубой.
О, жаворонки, о, трели,
о, луг с зеленой волной!

Не думали, не гадали —
внезапно нагрянул шквал.
Доносы. «Враг. Заключенье
и... без вести он пропал...

То было в июне,
в июне.
Двадцать второго числа.
Далекая канонада
все вокруг потрясла.

Дни пролетали мимо
сотнями черных стай,
А вот *— голубьбелый —
победоносный май!

То было в июне,
в июне.
Короткая справка: он
от обвинений ложных
посмертно освобожден.

Луга и леса в цветенье.
Как прежде. О, милый мой,
что это теперь меняет?
Я больше не буду мной.

Константин Коппель(судьба неизвестна)

ДАЛЕКО У САМОЙ ВОЛГИ

Далеко у самой Волги,
в доме на родной реке,
мама песенку мне пела
на немецком языке.

Тридцать лет качалась песня
колыбельною волной.
Я не знал, что это счастье
может кончиться войной.

Бабьим летом в сорок первом
задымили поезда.
Прочь прогнали «колонистов»
из родимого гнезда.

А потом уже в Сибири,
где мотив любви исчез,
мы, мужчины, в трудармейских
лагерях валили лес.

Чуть поздней в тайгу пригнали
женщин с пилами в руке.
Хватит петь детишкам песни
на немецком языке.

Мамы плакали о детях
и сгибались от тоски.
Стыли слёзы, острый голод,
как топор, стучал в виски.

Хоронили их без гроба,
рядом не было семьи.
Эх, могилки-колыбелки,
горки снега и земли!

Далеко у самой Волги,
в доме на родной реке,
мне бы песенку послушать
на немецком язык

Эрна Гуммель(1914-1988)

РОДНОЙ ЯЗЫК

Из-за тебя потерян дом родной.
Из-за тебя унижена судьбой...
Он был всегда, твой ласковый мотив,
в моей душе на струнах грусти жив.
Из-за тебя смеялись надо мной,
из-за тебя бывала я немой...
Но если выбивалась я из сил,
ты был со мной, и ты меня хранил.
Из-за тебя трудяги шли в рабы,
могилы рылись, грудились гробы,
но ты был мой, и ты был мной любим,
как очага родного сладкий дым.
Когда же трижды прокляли тебя,
я шла с тобой, твои слова любя.
Когда друзья мою забыли дверь,
ты был моей отрадой, уж поверь!
Я виноватой стала без вины,
но ты входил в мои больные сны,
и я всегда впадала в нервный плач,
когда твои слова кромсал палач.
Ты говорил: «Давай-ка без обид!
Все правда высветит, и победит.
Кто был ко мне порой несправедлив,
разучит мой доверчивый мотив.»
Я верила тебе, язык родной,
и снова обретая свой покой,
я из тебя пила, и твой поток опять
мне сердце оживить помог.
Ведь если выбивалась я из сил,
ты был со мной, и ты меня хранил,
а что из-за тебя теряла вдруг,
в общении с тобой найду, мой друг!

Bettelkind in Sibirien
Reinhold Frank

Es trippelt und stolpert bei Schnee und bei Wind
auf sibirischen Wegen ein deutsches Kind.
Die Eltern, die nahm man ihm weg mit Gewalt,
und Oma liegt krank, und der Ofen ist kalt.
Drei Tage kein Brot mehr im Haus –
da trieb es der Hunger zum Betteln hinaus.
Fremd ist ihm die Sprache im weltfremden Ort,
es kennt nur ein einziges russisches Wort.
Statt „Brot“ sagt's jetzt „Chleb“,
und streckt sein Handchen vor,
steht frierend vergebens vor manch fremdem Tor.
Man sto?t es und jagt es mit Drohungen fort:
„Verschwinde, Verfluchter, zieh weg aus dem Ort!“
Ihn schwindelt vor Hunger, die Kraft geht ihm aus,
der Abendwind schiebt es zum Dorfe hinaus.
Die Nacht ist so dunkel und frostig der Wind, -
sibirische Stra?en gefahrenreich sind.
Der Sturm rast voruber. Die Wolken ziehn ab.
Am Wegrand erstarrt liegt ein Kind ohne Grab,
sein flehendes Handchen zum Himmel gereckt,
von schneewei?em Leichentuch gnadig bedeckt.

Эдмунд Гюнтер(1922-1982)

КАРТИНА ПРИРОДЫ

Земля прекрасна, зеленеют нивы,
течет река, в цвету долина. Но
смотрелась бы природа сиротливо,
когда б не чудо в ней еще одно.

И синь реки, и травы в изобилье
на берегу. Роса в траве блестит.
Когда бы здесь еще деревья были,
во сколько раз прекрасней был
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * бы вид.

В цвету долина. Ветерок с кочевья
нектар и солнце ласково струит,
в груди напев восторженный звучит.
Когда бы здесь еще росли деревья,
во сколько раз прекрасней был бы вид.

А луг в цветочных грезах утром рано!
Туманом розовым окутанный, он спит.
Какой пейзаж! Как сердце он пленит!
Когда б деревья вышли из тумана,
во сколько раз прекрасней был бы вид.

О, дальний край, твой свет не потускнеет.
Родной мой волжский голубой простор.
Там у дорога дом. И зеленеет
Там дерево у дома до сих пор.

ДоминикГольман(1899-1990)

МОЯ РОДИНА

Где река-Караман струится
у песчаных кос быстрей,
где в слезах старушки-ивы
наклоняются над ней.
Где плывет туман над пашней
в зное солнечного дня,
там, на Волге, там, на Волге
счастье — родина моя.

Там, где жаворонки утром
с песней рвутся в облака,
где летят над степью кличи
пароходного гудка,
там, где каждый холм и камень
с малолетства знаю я,
там, на Волге, там, на Волге
радость — родина моя.

Там, где церкви золотеют,
спелых яблок красноцвет,
там, где сочные арбузы
зазывают на обед,
где табак немецкий курит
озорная ребятня,
там, на Волге, там, на Волге
детство — родина моя.


Там, где я любовь и дружбу
в жизни в первый раз узнал,
где при счастье и невзгодах
прочно на ноги я встал,
где отец мой работяга
вечным сном почил, друзья,
там, на Волге, там, на Волге
там лишь родина моя.

Фрида Кирш
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ

Мы не творили злодеяний,
но выпал нам удел страданий.
Забудь мы свой язык родной,
была бы жизнь у нас иной.
И наши дети бы едва ли
зло произвола испытали.
Как часто приходил домой
мой сын из школы сам не свой.
О, мама, в чем я виноват?
Меня все дразнят и хулят.
— Фашист! — в лицо мне класс кричит.
Учитель слышит — и молчит.
Я в школу не хочу, устал я,
я не хочу, чтоб рисовали
на ранце свастику мелком.
Фашист... Но я-то здесь при чем?
И малыша я утешаю:
«Есть люди добрые, я знаю.
Поверь мне. что настанет час,
и жизнь порадует и нас.
Что делать, мы терпеть должны,
пока поймут, что нет вины
на нас, и людям злым тогда
краснеть придется от стыда».

Г. Зитнер
* * * * * * * * ****
He для меня раскрылись розы,
и ликование в стране,
не для меня цветы пестреют
там, в нашей волжской стороне.

Не для меня струится Волга
на юг в победной тишине.
Чужие мы в своей отчизне,
и в кратком дне, и в вечном сне.

Герман Арнгольд(1921-1991)

ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ

Итак, пришла война.
Зимой и летом и день,
и ночь в лесу топор стучал.
Из темного лес становился светлым,
и звался этот лес — лесоповал.
Топор тяжелый. Грубые ладони.
А на плечах лучковая пила.
С горы на гору. На пологом склоне
в то время наша вырубка была.

Кряхтят деревья — братья по
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *несчастью -
и... рушатся, вздымая снежный прах.
Вас пощадить, увы, не в нашей
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *власти.
Вы пали, как герои на фронтах.

Не жаль нам и немыслимых усилий,
не на прогулку здесь мы собрались.
Мы одолеем вражескую силу,
хоть на войне без жертв не обойтись.

Нас не страшили снег и стужа
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * с ветром,
в мороз за сорок были еще злей,
и выполняли план по кубометрам,
не проклиная участи своей.

Но если вдруг до нормы не хватало,
твой хлебный сокращался рацион.
И ты всю ночь дрожал под одеялом,
в голодных муках призывая сон.

Не труд, но голод был невыносимым
День новый наступал, и вот тогда валил,
пилил, рубил, как одержимый
Оплачивался хлеб ценой труда...

Роберт Вебер(род. в 1938 г.)


РЕПРЕССИИ

Миллионы замученных и убитых.
Глубокий кроваво-коварный секрет..
Но все,
что сегодня сугробом сокрыто —
раскроет оттепельный свет.


ТЯЖЕЛЫЕ МЫСЛИ

Три столетия назад
была у меня в Германии
земля моих прапрадедушек
и прапрабабушек.
где все говорили по-немецки.
Полстолетия назад
была у меня па Волге
земля дедушки и бабушки,
где говорить по-немецки
было запрещено.
Во время самой страшной
войны в тыловой Сибири
была у меня земля —
без отца и матери,
где говорить по-немецки
стало опасно для жизни.
Теперь передо мной
такая огромная страна,
что только с большим трудом
я могу назвать ее

«моей землей»,
тем более, что это странно,
когда здесь говорят по-немецки...
Будет ли у меня
когда-нибудь клочок земли,
где станет возможным
радостно говорить по-немецки?

РАСПУТИЦА НА РАСПУТЬЕ

Грязь, слякоть, страх —
и вопросы уродливые:
«Что делать?
Кто виноват?»
Каждый до смерти
любит родину.
Стоит и ждет:
Где выход, брат?
Вправо? Влево? Вперед? Назад?
Кто нам укажет путь?
Развезло все дороги —
и в башке та же муть.

Владимир Штеле
* * * * * * * * * ****
С таким акцентом необычным,
С такой печальною судьбой
Старик в толпе русскоязычной
Страшится быть самим собой.

А я боюсь его окликнуть
И соплеменником назвать,
Я тенью рядом с ним застыну
И буду стыд и страх скрывать.

Как научиться мне молиться,
Чтоб успокоиться на миг
К каким богам мне обратиться,
Коль чужд мне мой родной язьж?

Клубятся тучи в небе тусклом,
Сгоревших жизней это дым.
И в храме русском я на русском
Молитву шлю богам своим.

Давно Поволжье ждет -дождя,
Земля лежит в ничейной зоне,
Но до сих пор глаза вождя
Суровы так и непреклонны.

Я чувствую тяжелый взгляд
Моей державы и сограждан.
И буду сломлен я однажды,
Мне сны об этом говорят.

Уходит из-под ног земля,
Где до сих пор нас не признали.
Прощу и попрощаюсь я,
Неси, судьба, в чужие дали.

Мне по кисельным берегам
Бродить с неутоленной жаждой.
Но взгляд былых моих сограждан
Я буду чувствовать и там.

Irina Martin, стихи, помещённые Вами здесь, не возможно читать без слёз. Огромное Вам спасибо! Вы любите свой народ и Поволжье, которое для многих, многих российских немцев, было Родиной, которую, к сожалению у них безжалостно отняли:-(! Ещё раз спасибо, Вам(F)!

спасибо ,Александр. Многие спрашивают , почему стихи не на немецком,к сожалению,нашла только *на русском,хотя пытаюсь найти и на немецком.

Wir sind verschickt, wir sind verbandet
Wir haben hier kein Heimatland
Dann lasst uns ruber, lasst uns hinaus
Lasst uns aus dem Russland heraus
Wir sind es Mude, wir sind es Satt
Wie ihr uns schon gerackert habt
Ja genau gerackert und geplagt
Nach Sibirien Weit verjagt
Von Sibirien weiter fort
In den hohen kalten Nord
Es ging nach Iwdel in den Wald
Es gab viel Schnee und *es war bitter kalt
*
Iwdel war ein Menschenvernichtungslager
Wir wurden immer Schwacher und ganz Mager
Psychisch waren wir langst gebrochen
Physisch nur noch die Haut und Knochen
*
Es starben viele und jeden Tag mehr
Einige Baracken waren schon ganz leer
Aus einer nahmen die Brischen raus
Und nannte es einfach Krankenhaus
Es gab kein Arzt und auch kein Pfleger
Nur starke Manner als Leichetrager
Aber es gab ein „Sanitar“ und das war genug
Er prufte nur nach ob der Puls nicht schlagt
Ein bisschen Brot, ein Stuckchen Teig
Trubes Wasser tranken wir sogleich
Man braucht kein Loffel und kein Messer
Weil die Breinesselsuppe schmeckt immer besser
Auf die Arbeit mit der Musik
Getragen wurden viele zuruck
Durch das Tor, durch die Wacht
In das Krankenhaus in der selber Nacht
Am nachsten Morgen wickelt man sie ein
Und trug sie hinaus, zum Loch hinein
Aber manche haben jedoch das Gluck
Kamen halber Tod zuruck
Aber Zuhause war es nicht linder
Es blieben Nackte, bettelnde Kinder
Elend, Kummer, Hunger und Not
Heute Lebendig, Morgen schon Tod
Und die wo ubrig blieben
Sollten sie wieder lieben
Warum den lieben und nicht hassen
Wohl fur die Wunden die sie uns haben uberlassen
Dann haben sie uns gezwungen
Zusprechen mit einer fremden Zunge
Warum Zunge und nicht Sprache
Weil sie statt Sprache Zunge sagen
Sie machen aus uns gro?e „Spezialisten“
d.h. Gute Melkerin und flei?ige Traktoristen *
Und plagten uns so lange
Bist die meisten Zugrunde gingen.

Мария,кто автор стихов?

<f fa z+2>Meine Ahnen
<f fa z+1>Nelly Wacker
Bei Stuttgart, unweit von Schorndorf,
als Weinbauern in Geradstetten,
unter Schwaben im Schwabenland,
lebte der EISENBRAUN Clan.
Und irgendwo dicht daneben
(wo genau, mochte ich gern erfahren!)
bearbeteten Hof und Wingert
die Bauern BAUERLE mit Elan.
Was trieb diese flei?igen Leute,
meine mutigen Ururgro?eltern,
aus der Heimat in wilde Fernen?
Warum haben sie DAS getan?
Sie wollten die Kinder und Enkel
vor Drangsal und Plunderung retten
und brachen durch Not, Tod und Elend,
durch Urwildnis tapfer sich Bahn.
Und nun - nach zweihundet Jahren -
fliehn vor Chaos und Unterdruckung
die Enkel JENER Enkelkinder
zuruck... Ist DAS wohlgetan?

<f fa z+2>Dort ... hier ...
<f fa z+1>Nelly Wacker
Dort, in der alten Heimat - glucklicher Kindheit Sonne...
Hier, in der neuen Heimat - Rechte, zu spat gewonnen...
Dort, in der alten Heimat - Eltern und Heim verloren...
Hier, in der neuen Heimat - Hoffnungen, neugeboren...
Dort, in der alten Heimat - Deportation, Gefangnis...
Hier, in der neuen Heimat - menschliches Dasein - endlich!
Dort, in der falschen Heimat - denk-, seh- und gehbehindert...
Hier, in der wahren Heimat - Sehnsucht nach den verla?'nen
Grabern, Freunden und - KINDERN.
<f fa z+2>Geiseln jenes Krieges
<f fa z+1>Nelly Wacker
WIESO - zuerst erwunscht, nun aber - unerwunscht?
Warum sind wir, die NEMZY dort,
nun plotzlich hier, in Deutschland, - Russen?
Wir waren Deutsche unter vielen ru?landischen Volkern
und blieben es - zweihundert abwegige Jahre lang.
Auch dann, als wir - erniedrigt, deportiert, verbannt -
vollstandiger Vernichtung preisgegeben wurden...
Auch als noch 50 Jahre NACH dem gro?en Krieg
die uberlebenden zu Geiseln jenes Krieges zahlten.
Wir wollen endlich Deutsche unter Deutschen sein!
Da? viele Kinder heut zu wahren "Stummen" wurden, -
dafur sind weder sie noch wir so hart zu strafen.
Es war nicht leicht, als Deutsche unter Russen
heranzuwachsen wahren jenes Krieges -
gegen Deutschland.

<f fa z+2>Ich bitte ums Wort!
<f fa z+1>Nelly Wacker
* * * * * *Meinem Vater
* * * * * *Reinhold Bauerle
* * * * * *gewidmet.
Heut fordert Vaters Stimme immerfort:
"Sag du die Wahrheit uber mich,
Kind, bitte du ums Wort..."
An wurgenden Erinnerungen war ich lange krank...
Beschreiben will ich jede unverge?lich schwere Stunde
aus jener Zeit, als unsre Kindheit jah versank
in eines unheimlichen Abgrunds tiefstem Grunde.
Beschreiben, wie in jene traumumwobne Mitternacht
sich drohend zwangten feindliche Gewalten
und bose Worte fielen, die dem - Vater galten...
Was suchten sie? Warum durchwuhlten sie das Haus
und zerrten aus dem Schrank, dem Schreibtisch Hefte, Bucher?
Aus der Kommode rissen sie die Laden alle raus...
Gelahmt vor Schrecken, starren wir aus unsern Tuchern...
Und plotzlich kippten sie den Christbaum wutend um -
die Scherben knirschten unter ihren Stiefeln klaglich.
Und Vater stand da - kreidewei? und stumm...
Wie schrecklich war das anzusehen, wie unertraglich...
Dann gingen sie und - nahmen Vater mit... Zuruck -
blieb Leere. Wir sa?en lange weinend beieinander...
Ach, damals ging es unter, unsrer Kindheit Gluck...
Danach begann das heimlos bittre Wandern.
...
Gebrochen an Herz und Seele
war unsere Mutter, die Arme...
Wir sollten die Wohnung raumen.
Es gab fur uns kein Erbarmen.
Wohin mit den vielen Sachen?
Wer wird uns Unterkunft geben?
In Schulhausern war verlaufen
Das ganze Familienleben.
Des Volksfeindes Kinder wollte
kein Mensch bei sich wohnen lassen...
Frau W. war's, die Mitleid hatte.
Sie war genauso "verlassen".
Im engen Zimmerchen fanden
nur Platz Mama und die Kleinen.
Ich hing zwischen Himmel und Erde...
Nicht weinen... Nicht weinen...
...
Nein, keine noch so reumutige Beichte
der gottverdammten Vatersmorder kann
mir das ersetzen, was verloren ging,
kann ausradieren meine heimwehkalte Kindheit...
Ich sage: MEINE Kindheit? Unsre! UNSRE!
Denn waren wir nicht Millionen Kinder
der Unschuldigen, die das Beil der Unzeit traf?!
Wo sind sie, die uns Vater, Mutter raubten?
Uns uber Nacht jah ins Verderben stie?en?
Wie viele mu?ten fort und kamen nie zuruck...
Wo sind die Diener jener tauben Feme?
Wir alle wollen heute ihre Beichte horen,
denn: UNGERECHTIGKEIT verjahrt ja nie!
...