Gerhard Zielke
Beichte eines Versagers
Ich seh mich gehn durch weiche Raume,
mit schwarzen Kleidern angetan.
Drapierte Vorhange wie Traume –
Ein Trugbild nur, ein eitler Wahn.
Weg, weg, du falsches Zwecksbekenntnis!
Wer hat sich hier zur Zeit bekannt?
Mit festem Mut der Selbstverbrennung
zertrummern wir der Dogmen Wand.
Man muss sich endlich mal entscheiden,
es findet sich ein Ausweg einst.
Willst du denn immer Schwachling bleiben
im wilden Treiben unsres Seins?
Wie lange wird das Volk gegangelt,
wie lange ist’s schon angepflockt?
Wie lange ist’s in seiner Enge
der allererste Sundenbock?
Doch nicht mit Blei zerstort man Wande
und nicht mit blodem Marktgeschrei.
Das schwere Kreuz in schwachen Handen –
so gehen wir durch dichte Reih’n.
In fremdem Lande leben wir,
in fremdem Lande sterben wir.
Und keiner will uns etwas gonnen.
Und fremde Lieder singen wir,
und fremden Kummer leiden wir …
die fremden Schmerzen brennen.
1980

Irina: *Многие спрашивают , почему стихи не на немецком,
В этих стихах воссоздана вся жизнь нашего народа, который благодаря, свойственным ему национальным чертам, и несмотря на все нанесённые ему удары, вновь и вновь вставал на ноги. Об этом мы все должны знать и помнить. Считаю то, на каком языке они написаны, совершенно неважным!

Dort am fernen Wolgastrome Steht mein deutsches Vaterhaus, Wo als Kind ich eins gewohnte Gingen Fremde ein und aus. Meine Wiege stand geborgen In dem Haus am Wolgastrand: Mutter trug allein die Sorgen Seit dem Vater war verbannt. Jede Stube, jedes Suchloch In dem Haus war mir bekannt, Auf dem Hof durch manches Schlupfloch, Bin ich oftmals durchgerannt! Es rauscht und spruht in Russlandhauser, Russland, du hast viel geseh’n. Uns, Wolgadeutsche, lies man schreiten Und wollte uns dann untergeh’n. Doch dann kam der Tag des Jammers Und man lief von Haus zum Haus; Jede wand in Stub und Kammer Kust’ ich ohne Ton und Wort. Als wir aus dem Tore zogen Schaut’ ich mich noch einmal um, Hob ein Stein vom Heimatboden Presste ihn an meinen Mund. Traurig gingen wir die Stra?en Unser Heimatstadt entlang, Wo wir Sonntagsabend sa?en Feierlich beim Glockenschlag. Es rauscht und spruht in Russlandhauser, Russland du hast viel geseh’n; Uns Wolgadeutsche lie? man schreiten Und wollte uns dann untergeh’n. Strommwarts ging dann uns’re Reise Auf den Wolgafluss hinaus, Traurig klang die alte Weise: „Gru? noch mal dein Vaterhaus“. Weit verbannt in Taigawalder, Hinter Stacheldraht und Zaun, Bin ich hungrig eingeschlafen, Sah ich dieses Haus in Traum. Und ich kann es nicht vergessen, Dieses Haus am Wolgastrand, Wo die Vater eins gesessen Und bebauten dieses Land Es rausch und spruht in Russlandweiten, Russland, du hast viel geseh’n; Uns, Wolgadeutsche, lies man schreiten Und wollte uns dann untergeh’n. Schuldlos wurden wir vertrieben, Viele mussten untergeh’n: Wer am Leben war geblieben Wollt zu Fu? nach Deutschland geh’n. Nach Deutschland geh’n. Autor so wie auch Komponist unbekannt.

Ирина! вы очень хорошую тему создали и неважно на каком языке она пишеться(российские немцы пусть со словариком почитают)самое главное о нашем народе(Y)

Den Nachkommen
Dominik Hollmann

Einst lebten wir im schonen Wolgalande.
Am Kar’man stand mein altes Vatershaus.
Da kam der Krieg. Mit Freunden und Verwandten
wir mu?ten nach Sibirien hinaus.
Hart war der Krieg, der Hunger und die Froste.
Es mangelte gar oft am lieben Brot.
Doch schafften wir und muhten uns aufs Beste
und langsam uberstanden wir die Not.
Jahrzehntelang verachtet und entrechtet,
aufs Schmahlichste verleumdet und verkannt.
O denkt daran, ihr kunftigen Geschlechter,
die ihr die Schmach der Vater nicht gekannt.
Ihr Jungen lebt in Wohlstand und Vergnugen,
zufrieden mit der Welt und eurem Aufenthalt.
Denkt ihr daran, wie viele Manner liegen
in Massengrabern dort im wilden Wald?
Kein Kreuz, kein Denkmal zeigt die Grabesstatte
und keine Tafel zahlt die Namen auf
der Menschen, die vor Drangsal und vor Hunger
zu fruh beendet ihren Lebenslauf.
Verfa?t Ende 60-ger Jahre
Veroffentlicht 1989

Это стихотворение в этой теме поместила Irina Martin на русском языке. А вот как оно звучит на нашем родном языке.
Mein Heimatland
Dominik Hollmann

Wo der Kar’man leise platschernd
um den sandigen Hugel biegt,
wo die alte Trauerweide
uber ihm die Aste wiegt,
wo die breiten Ackerfelder
dampfen in dem Sonnenbrand,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein liebes Heimatland.
Wo beim ersten Sonnenstrahle
sich die Lerche trillernd schwingt,
wo des Dampfers schrilles Tuten
weitaus in die Steppe dringt,
wo mir jeder Stein und Hugel
ist von Jugend auf bekannt,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein trautes Heimatland.
Wo die Kirschen purpurn gluhen,
reift der Apfel goldne Last,
wo die saftigsten Arbusen
labten uns zur Mittagsrast,
wo wir deutschen Tabak bauten,
wie kein zweiter war bekannt,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein teures Heimatland.
Wo mein Herz der ersten Liebe
und der Freundschaft Macht erkannt,
wo bei gut und schlechten Zeiten
ich auf festen Fu?en stand,
wo mein Vater arbeitsmude
seine letzte Ruhe fand,—
an der Wolga, an der Wolga,
ist mein wahres Heimatland.
Verfa?t 1948 als Antwort auf Erlass den Sowjetregierung
"Ihr seid verbannt auf ewige Zeiten"
Veroffentlicht 1988

Wiegenlied einer wolgadeutschen Mutter
Dominik Hollmann

Schlaf mein Kind, mein lieber Knabe!
Dunkel ist die Nacht.
Nur der Mond am Wanderstabe
halt allein noch Wacht.
An dem schonen Wolgastrande
waren wir zuhaus.
Doch man trieb mit Schmach und Schande
uns von dort hinaus.
Malte uns ‘nen schwarzen Flecken
auf die freie Brust.
Mu?ten leiden Greul und Schrecken,
Kummer und Verdru?.
Jeden Sowjetdeutschen nennt man
Diversant, Spion...
Schlaf, mein kleiner deutscher Landsmann!
Schlaf, mein lieber Sohn!
Und auch du, in deiner Wiege
hast schon diesen Fleck,
denn trotz aller gro?er Siege,
niemand wischt ihn weg:
In dem gro?en Sowjetlande
jedem bluht sein Gluck.
Du allein bleibst ein Verbannter,
denn zum heimatlichen Strande
darfst du nicht zuruck.
Viele schone Worte sagt man
einst auch dir, mein Sohn.
Doch solang den Fleck wir tragen,
ist es schnoder Hohn.
Schlaf mein Kind, beim Silberscheine,
bist noch klein und schwach,
wei?t noch nicht, warum ich weine,
nichts von Ha? und Schmach.
Wachse Kind! Straff deine Sehnen!
Sei kein stummer Knecht!
Denk an deiner Mutter Tranen
und verlang dein Recht!

Verfa?t Anfang 50-iger Jahre
Veroffentlicht Ende 80-iger Jahre

* * *
Dominik Hollmann

Schweres Los, mein boses Schicksal
hast mir ubel zugespielt,
hast mich von der schonen Wolga
nach Sibirien hingefuhrt.
Nicht fur boses Tun und Treiben,
nicht fur eine schlechte Tat.
Keine Schuld sturzt mich ins Ungluck,—
nur Verleumdung und Verrat.
Kein Verbrechen je begangen,
immer Gutes nur im Sinn.
Mu?te geh’n in die Verbannung
nur weil ich ein Deutscher bin.
Langst ist jener Feind zerschlagen,
das Land von andern wird regiert.
Aber ich mu? hier verharren,
widerrechtlich hergefuhrt.
Und ich sehn mich nach der Heimat,
frag in aller Welt herum:
Warum darf ich nicht nach Hause?
Sagt mir’s Leute! Sagt: Warum?

Verfa?t 70-iger Jahre.
Veroffentlicht Ende 80-ger Jahre

Ein Traum
Dominik Hollmann

Nach langen und qualvollen Jahren
in ferner bewaldeter Schlucht
hab ich, meine Sehnsucht zu stillen,
die liebliche Heimat besucht.
Zwar wei? ich, dort darf ich nicht wohnen,
mir ist es von Oben versagt.
Wie oft hab ich das schon im Stillen
im Kreise der Freunde beklagt.
Doch scheut ich nicht Muh noch Beschwerden
und zog uber Taler und Hoh’n,
um einmal noch, wenigstens einmal
die Heimat, die Heimat zu sehn.
Das trauliche Mutterchen Wolga,
sie lachelt mich wehmutig an:
"Wo warst du so lange gewesen?
Was hab ich dir Boses getan?
Wahrhaftig du warst und du bleibst mir
mein armer, geachteter Sohn"-
so sagten die platschernden Wellen.
Das war meiner Sehnsucht zum Lohn.
Mich gru?t das gebirgige Ufer
und links sich die Wiese hinzieht.
Erkenne auch manchmal die Ortschaft,
wo einst reiche Garten gebluht.
Die Dorfer, mir einst so bekannten,
sie scheinen so fremd und verwaist...
Nur unverandert und heimisch
und friedlich die Ilowlja flie?t.*
Der Karamysch schlangelt noch immer*
die huglige Gegend entlang.
Das Rauschen der Quellen in Balzer**
gleicht uralter Freunde Gesang.
Der Karaman ist trube und traurig,*
denn hin ist sein Ruhm, seine Pracht.
Wo sind all die flei?igen Bauern,
die er einst zum Wohlstand gebracht?
Auch unten zum Jeruslan komm ich.*
Der flustert vertraut wie ein Kind:
Kannst du mir, o Wandersmann, sagen,
wo jetzt meine Landsleute sind?
Noch fluchtig erblick ich auch Seelmann.**
Nach Marxstadt gelustet mich sehr.**
Da sind meine Augen verschleiert,
ich sehe vor Tranen nichts mehr.

* Karamysch, Jlowlja, Karaman (Kar’man), Jeruslan - Nebenflusse
der Wolga und des Don, an denen die Siedlungen der Deutschen lagen.
** Balzer, Marxstadt, Seelman - deutsche Stadte an der Wolga.
Verfa?t 60-iger Jahre
Veroffentlicht 1991

Баллада о трудармейцах.
Их жизнь уже сама сложила повесть,
Её бы не пропеть, а прокричать,
Взрывая чью-то чистенькую совесть,
Привыкшую не спорить, и молчать.
Какая получилась бы баллада
Из детских слез, из песен и молитв!
Здесь лишних слов выдумывать не надо,
Здесь каждый звук с людской судьбою слит.
Скорбя, поем о щупленьких подростках,
С лопатами прошедших пол тайги,
В пятнадцать лет, увы, понять непросто,
Что трудармейцы вовсе не враги.
О Венцеле, который стал Венцовым,
О генрихе, под именем Андрей,
О том, какие тяжкие засовы
В бараках трудармейских лагерей.
Их жизнь уже сама сложила повесть,
Её бы не пропеть, а прокричать,
Взрывая чью-то чистенькую совесть,
Привыкшую не спорить и молчать.
И лишь надежды слабое дыханье
Тепло несет в озябшие сердца.
Давайте, помня наши испытанья,
Споем балладу жизни до конца!
Л. Борисова.

ПАМЯТИ ТРУДАРМЕЙЦЕВ
Упорно бьет в плотинный темный камень
Залив осенней, тяжкою волной...
Стою один. Со мной сегодня память,
И давний год теперь - сорок второй!
Студеною волною в память сердца,
Слезою скорбной льются эти дни...
Тогда здесь умирали трудармейцы,
На безответный падали гранит.
Уральские метели их отмели,
Глаза закрыть родные не пришли.
Отметили начальники отдела
Лишь номера на бугорках земли.
Военных лет наследье роковое!
Бесправие на много лет вперед
Познал сполна! - за той виной чужою -
Немецкий, зло наказанный народ.

Jakob


Июнем согретые воды
в даль Волга катила свои
мы стали врагами народа
на первом этапе войны.
Коровы и овцы метались
Скулили и лаяли псы.
В слезах мы дома покидали
Несняв что сварили с плиты.
ну ладно водица вскипела,
Давай пелемени сюда
хорошее сделали дело
и вкусною будет еда.
Добавим немного приправы
Люблю почему-то укроп...
Конешно же власти не правы
Но мы их неведаем троп.
Оставили нас бы в покое
Но где же им разума взять.
Иль времечко было такое
любили тогда выселять.
В Сибири нас всех осудили
язык нам поставив ввину.
Кого-то под пули пустили.
Кто в лагерь попал, кто в тюрму.
Jakob

Дорога же в город, вёрст девять,
сходи-ка туда да сюда
и эта забота о хлебе
ударила в грудь как беда.
Он как-то придя, расхворался
подолгу сидел у окна
и слёг и уже неподнялся.
Осталась с детьми я одна.
То дома то в поле пласталась.
Работой держала слезу.
С упорством крестянки я знала.
Детишек взростить я смогу.
И бабушка глухо вздыхает,
руками сгребает муку.
Воды и сольцы добавляет,
а я продолжения жду.
Марии уж было шестнадцать,
чуть старше Иван и Андрей.
Им время пришло миловаться
Имели подруг и друзей.

Притча о немцахАлександр Бефорт
Расселились иноземцы, преимущественно немцы,
На российских на равнинах со времён Екатерины.
Нарезалися границы по велению царицы;
Избы ставились надолго по брегам великой Волги.
Немцы с завидной сноровкой жизнь устраивали ловко.
Жили тихо, не роптали, в землю русскую врастали.
Свой язык, свою культуру сохранили всё в натуре.
Той земли, где проживали, все законы уважали.
Между тем, бежали годы. Были радости, невзгоды.
Поколения менялись; внуки, правнуки рождались.
Два столетья - срок немалый, скоро немцев много стало.
И решили власти в миг семьи немцев расселить.
Это памятные даты: крики, лошади, солдаты.
Строй повозок на перронах, вздохи, слёзы у вагонов…
Разбросало всех по свету, по большой стране Советов.
Кто остался в Магадане, кто-то в пыльном Казахстане,
И поля Узбекистана помнят немцев, как ни странно.
Помнят их огни Магнитки, взмокших от труда до нитки.
И леса глухой Сибири немцев тоже не забыли.
Рудники, лесоповалы, целина и лесосплавы,
Крепи угольных забоев помнят общества изгоев.
Жизнь носила, жизнь бросала, много судеб изломала.
Пережили, всё стерпели и душой не очерствели.
Так бы жили и поныне, но, на счастье, Власть сменили…
И теперь в стране Советов нет на выезды запретов.
Потянулись вереницы к чуждой западной границе.
Как прапрадеды когда-то путь проделать, но обратный.
Выбор нужный сделал каждый. Сделан верный шаг однажды.
Чтоб потом спокойно жить, никого в том не винить.
Так теперь и наши немцы стали вновь переселенцы,
Через много лет скитаний, через слёзы расставаний
Возвращается народ, завершая свой виток.
Земли встретили не худо, на житьё давали ссуды.
Жить теперь да не роптать, к новой жизни привыкать.
Поддержали социально и пытаются морально:
Дали статус «русский немец», вроде свой, но чужеземец.
Строй другой, не та культура, чужда общества структура.
Цену деньгам знают все, жизнь свою живут в красе.
Им неведомо, что где-то можно без электросвета
И зарплаты тоже жить, верно, Родине служить.
Ну а Родина в упадке: кто смогли, те в беспорядке
Растащили весь Союз, как разрезанный арбуз.
Прибалтийские народы запросили вмиг свободы,
А затем Кавказ, Молдова захотели жить по новой.
Беспредел, неразбериха овладели Властью лихо.
Между нациями распри для республик дружных, братских
Стали нормою теперь - дружба врозь, закрыта дверь.
Неуютно стало в доме, где всё было так знакомо,
Где народы мирно жили, как нигде в огромном Мире.

Фрида Кирш

БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ

Мы не творили злодеяний,
но выпал нам удел страданий.
Забудь мы свой язык родной,
была бы жизнь у нас иной.
И наши дети бы едва ли
зло произвола испытали.
Как часто приходил домой
мой сын из школы сам не свой.
О, мама, в чем я виноват?
Меня все дразнят и хулят.
— Фашист! — в лицо мне класс кричит.
Учитель слышит — и молчит.
Я в школу не хочу, устал я,
я не хочу, чтоб рисовали
на ранце свастику мелком.
Фашист... Но я-то здесь при чем?
И малыша я утешаю:
«Есть люди добрые, я знаю.
Поверь мне. что настанет час,
и жизнь порадует и нас.
Что делать, мы терпеть должны,
пока поймут, что нет вины
на нас, и людям злым тогда
краснеть придется от стыда».

То было на Вятке *

в безлюдном лесу. *

Мы рыли *

могилу в болоте. *

Погреться порой *

отходили к костру *

и вновь *

приступали к работе.

*

Лопаты врезались

и в камни, и в мох,

и в корни,

и в ржавчину гнили.

А ноги так стыли —

помилуй нас, бог!

И руки

от холода ныли.

*

Истлевшие трупы *

лежали в кустах –

на лицах *

осенняя слякоть. *

И не было мяса *

на синих костях... *

Посмотришь — *

и хочется плакать.

*

Когда мы друзей *

предавали земле, *

надгробной уж не было речи. *

Мы, встав на колени,

шептали во мгле: *

«Прощайте, родные! *

До встречи!»

До лагеря мы

дотащились без сил *

вдоль берега *

ночью морозной. *

Дежурный охранник *

наганом грозил, *

что, дескать, *

вернулись мы поздно.

*

Хлебали баланду,

наш лагерный суп,

и спали

в объятиях бреда,

а в сумерках

с нар

Якоб стаскивал труп

навеки уснувшего Фреда.

ПАМЯТИ ТРУДАРМЕЙЦЕВ
Упорно бьет в плотинный темный камень
Залив осенней,тяжкою волной
Стою один.Со мной сегодня память
И давний год теперь-сорок второй
Студеною волною в память сердца
Слезою скорбной льются эти дни
Тогда здесь умирали трудармейцы
На безответный падали гранит
Уральские метели их отмели
Глаза закрыть родные не пришли
Отметили начальники отдела
Лишь номера на бугорках земли
Военных лет наследье роковое
Бесправие на много лет вперед
Познал сполна!за той виной чужою
Немецкий,зло наказанный народ.
И лютой стужей-в лес,каменоломни
Под окрики,собак рычанье,вой
Бригадо-трудармейские колонны
Здесь шли на труд,как на последний бой.
Терялась вера.И терялись силы
Упавшие подняться не могли
И далеко отцовские могилы
Поволжская святая горсть земли
Ах,как горьки твои печали сердца
Народ,не удостоенный наград
Их не забыть-погибших трудармейцев
Немецкого народа страшный вклад
Где бьет волна в плотинный,темный камень
Прохожий,не спеши остановись
И скромно поклонись здесь вместе с нами
Тем что погибли утверждая жизнь

КарЛАГ
В степи людей захороненья,
Прошедших через врата ада,
Не грешников – на искупление,
А бывших узников КарЛАГа.

Земля усеяна холмами
Из жертв системы геноцида –
В поминах «Божьими рабами»,
Страны, где быть рабом постыдно.

Трудом их сделаны дороги,
На шахтах добывался уголь…
Баланда в мисках, хлеба крохи,
В бараках мерзлых выла вьюга.

Был адский труд в полях бескрайних,
След пыток, скорби, унижений…
Руководил страною Сталин,
Стратегию придумал Ленин.

Гуляет *ветер по просторам,
Ласкает травы над холмами,
А за кладбищенским забором
Кресты скупые с номерами.

Константин Коппель * * * * *Далеко у самой Волги, * * в доме на родной реке, * * мама песенку мне пела * * на немецком языке. * * * * Тридцать лет качалась песня * * колыбельною волной. * * Я не знал, что это счастье * * может кончиться войной. * * * * Бабьим летом в сорок первом * * задымили поезда. * * Прочь прогнали «колонистов» * * из родимого гнезда. * * * * А потом уже в Сибири, * *где мотив любви исчез, * *мы, мужчины, в трудармейских * *лагерях валили лес. * * * * Чуть поздней в тайгу пригнали * * женщин с пилами в руке. * * Хватит петь детишкам песни * * на немецком языке. * * * * Мамы плакали о детях * * и сгибались от тоски. * * Стыли слёзы, острый голод, * * как топор, стучал в виски. * * * * Хоронили их без гроба, * * рядом не было семьи. * * Эх, могилки-колыбелки, * * горки снега и земли! * * * * Далеко у самой Волги, * * в доме на родной реке, * * мне бы песенку послушать * * на немецком языке.

***********.youtube.com/watch?v=Jp0mp19AE24&feature=player_embedded

28.08.1941
Meinem Volk, meinen Verwandten, allen, die sein Leib und Gut in schrecklichen Verbannungsorten in Russland verloren haben und trotzdem als Deutsche geblieben sind, gewidmet.
Verschollen, verhungert, erfroren
mein Vater, dein Bruder, ihr Mann...
Hat jeder von uns Irgendeinen verloren
in diesem unglaublichen Land.
Auf Steppe, im Walde, auf Seen
sind Leichen von Deutschen zerstreut.
Man kann ihre Graber nicht finden, nicht sehen,
ihren letzten entscheidenden Deut.
Weil sie sich als Deutsche bekennten,
und zeigten ihr Treue und Fleis,
man durfte sie toten, verschleppen, verbrennen,
einfrosten im Winter, im Eis.
Mit Bangen um seiende Sklaven
knie ich in der Steppe, im Wald.
Denn irgendwo hier liegen unsere Ahnen
von Deutschen aus Schwabischen Alb.
Berlin 2007 * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *Johann Keib

Я несу в ладонях свет,
Чтоб светлее было людям.
Чтоб встречали мы рассвет,
Тот, который не забудем.
Чтоб встречались мы всегда
В превосходном настроеньи
Повернуть могли туда,
Где не будет разветвлений.
Чтобы знать, из трёх дорог
Мы, какую выбираем?
Кто то свет для нас зажег
Чтобы мы не потерялись.
Чтобы помнили ответ
Из какого же мы рода
Нам несли в ладонях свет,
Предки нашего народа!
Выйдем мы из передряг,
Коль лояльнее все будем
И поймём, совсем не враг
Свет несёт в ладонях людям!
* * * * * * М. Вольман.

Моему деду, Вильмс Абраму Петровичу, посвящается:
Лютый мороз...В тот страшный день
Январский день сорок второго года
Вели голодных и оборванных людей,
Чтоб гнать их на работы утром снова.
Их путь был страшен, хоть и недалёк
Вдруг подбежал к ним конвоир в шинели
Окрик прикладом, двигаться вперёд!
Чтоб получить паёк обледенелый...
Вместе со всеми шел и ты, мой дед
Ты шел в барак по снегу и по льду.
Ты шел, как тень, одолевая бред
От голода качаясь на ходу......
Ты шел вперёд мучительно палим
Стыдом отца, мужчины...Где награда?
Людей от голода пытался ты спасти
За то, что НЕМЕЦ...Страшная расплата!
Ты брёл не зная, где твоя семья,
Что сотворили с ними супостаты
Их всех загнали, только без тебя
В такие же глубокие бараки....
Я думаю ты знаешь, почему? *
Остался навсегда для нас любимый
Нет преданней тебя, народу своему
Великодушней и непобедимей....
Я в память о тебе сложила стих
И о тебе, я говорить потомкам буду
И хоть навеки в сорок пятом ты затих
Твой подвиг никогда мы не забудем!
* * * * * * * * * * * * * М. Вольман.

Исход
Когда прощально самолёт крылом
Качнёт устало, курс держа на West,
Я знаю точно, мысль придёт о том,
Что этим выражаю свой протест.
Пусть он не громкий, как война в Чечне
И не Бен Ладана тер акты и *угрозы.
Исходом протестую я. И мне,
Плевать теперь на белые берёзы!

Я покидаю край холодный и чужой,
Так и не ставший мне родным поныне.
Спецлагерь над Тагилкою рекой.
И песню коменданта о рябине.

Я покидаю детства неуют,
Очаг в «саманке» и матрац с соломой.
Я покидаю тяжкий рабский труд
На благо тех, кем были мы ведомы.

Я покидаю подлость и обман,
Паразитизм в масштабах государства,
Наивных грёз о будущем дурман,
Погрязшее во лжи Иблиса царство.

Хочу быть тем, кем был рождён на Свет,
Гордиться именем великого народа,
Остаться немцем через сотни лет.
Вот смысл и цели моего исхода!

Барнаул, 2003 г.

Проснись, Россия!

Россия-Родина, проснись,
Открой же сонные ресницы,
С полей твоих унылых птицы,
Летят, куда не оглянись.

Твои сыны, Россия-мать,
Так и не ставшие сынами,
Не почивают больше с нами,
Тебе уже их не обнять,

Не наградить их поздней лаской
И не сказать им добрых слов.
Открыты двери, снят засов,
И всё, что было, страшной сказкой
Они у дальних берегов

Не Волги-матушки, а Рейна
Передают по поколениям,
Весь пережитый стыд и срам
Уничтоженья и мученья,
Так, не дождавшись здесь призрения.

Позор твоим седым власам!..

Проснись Россия, хватить спать,
Внемли словам мольбы… Утрата
Уж *велика, и брат на брата
Готов здесь снова воевать,

Здесь снова правят лихоборы,
Мздоимцы, подлецы, лгуны.
Они всевластием пьяны,
А кто-то новой ждет «Авроры».

Проснись, Россия – мать добра,
Открой же сонные ресницы,
Не дай несчастию свершиться!
Уже давно пришла пора

Остановить виток гонений
И в ладно вьющуюся нить
Народы все объединить
Во благо новых поколений!
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Москва, 1992 г.

Российским немцам
Пусть катятся пока печали слезы,
Скупые и солёные без соли.
Как очищают небо в мае грозы,
Очистим души, зубы сжав до боли.

Я верю, будет вновь сиянье глаз!
Ну, а пока – туч грозовых раскаты
И камни, ветер лжи швыряет в нас,
И тычет пальцем молний – вы прокляты!

За что? В ответ лишь подлое – «хи-хи» -
Но слышно, нарастают неизменно,
Слагаются в неровные стихи
Протесты жертв, безвинно убиенных.

Придёт и наш «Пурим»! И путь звезда осветит
И как быглубоко ни закопали нас
Дух справедливости в сердцах, он не погас.
Злодей за всё с лихвой ответит!
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Москва,1997 г

Мой кочующий *народ
Искал *ты доли *лучшей,
Но *не *шёл *ты через *брод
А *плыл рекой истории *кипучей
В *дороге к *волжским *степям умирал
Выживал *лишь самый *сильный
Ты мучился, терпел, *страдал,
Но *не сдавался, ставя *крест *могильный
Не *покладая рук *трудился *день *и *ночь
В *степях развёл *сады, дома *построил
Но *в сорок *первом выгнан был ты *прочь
Разве *этого * ты *удостоин?
И *вновь страдая, *брёл *по миру *ты
Родных *,детей, *друзей *теряя
Оставляя за *собой могильные *кресты
Смертями *свои *годы *измеряя
Но *и замученый *тогда *
Народ *мойподнимался
Горька *была твоя *судьба,
Но *не покорным *ты *остался
И *зацвели опять *сады
В *Сибири , Казахстане
Опять *с *колен *поднялся *ты
Хоть *был убит , изранен
Многострадальный *мой народ
Зачто *несёшь *такое бремя?
Исхожено *тобою сто *дорог
Непокорное, *кочующее *племя
Хвалу,народ, * тебе *пою
Твоею *силой востаргаюсь
Теперь *ты наконец *в *родном краю
Тобой *горжусь и восхищаюсь!

Schwere Gedankenfolge (Robert Weber)
Vor drei Jahrhunderten hatt e ich in Deutsch land
ein Urgro?vater- und Urgro?mutt erland,
wo deutsch gesproch en wurde.
Vor einem halben Jahrhundert
hatt e ich an der Wolga
Gro?vater- und Gro?mutt erland,
wo deutsch zu sprech en verboten wurde.
Wahrend des allersch reck lich sten Krieges
hatt e ich im ruck wartigen Sibirien
ein Ohne-Vater-und-Mutt erland,
wo deutsch zu sprech en lebensgefahrlich war.
Nun habe ich vor mir
solch ein riesengro?es Land,
dass ich es „mein Land“
nur mit gro?ter Muhe nennen kann,
um so mehr, da hier
deutsch zu sprech en befremdlich ist...
Werde ich irgendwann
ein eigenes Stuck ch en Heimaterde haben,
wo deutsch frohlich gesproch en wird?

То было на Вятке в безлюдном лесу.
Мы рыли могилу в болоте.
Погреться порой отходили к костру
и вновь приступали к работе.
Лопаты врезались и в камни, и в мох,
и в корни, и в ржавчину гнили.
А ноги так стыли - помилуй нас, бог!
И руки от холода ныли.
Истлевшие трупы лежали в кустах –
на лицах осенняя слякоть.
И не было мяса на синих костях...
Посмотришь - и хочется плакать.
Когда мы друзей предавали земле,
надгробной не было речи.
Мы, встав на колени, шептали во мгле:
«Прощайте, родные! До встречи!»
До лагеря мы дотащились без сил
вдоль берега ночью морозной.
Дежурный охранник наганом грозил,
что, дескать, вернулись мы поздно.
Хлебали баланду, наш лагерный суп,
и спали в объятиях бреда,
а утром с нар Якоб стаскивал труп навеки уснувшего Фреда.

Normal *0 * * *21 * * *false *false *false * *DE *X-NONE *X-NONE * * * * * * * * * * * * * * * * * * * MicrosoftInternetExplorer4 * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * */* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Normale Tabelle"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-qformat:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin:0cm; mso-para-margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-theme-font:minor-fareast; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin; mso-bidi-font-family:"Times New Roman"; mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}Перелётные птицы.
2009 Irina Liebrecht

Мы перелётные птицы
Из Германии в Россию *летели гнездится
Вили там свои мы гнёзда
И родными стали Волжские нам звёзды
Птенцов в просторах Волжских мыростили
Новой Родине как могли служили,
Но уже в кровавые тридцатые
Многие из нас были зеки полосатые
Невинные—застрелянны
Семьи в Нарым переселянны
В сорок первом *снова мы врагами стали
Так решил товарищ Сталин
По приказу как изгои в Сибирьсосланы
Проклятья России вслед посланы
Молчаньем задушены, *
И запуганы и замучены
Кто растрелян, кто от голода
Помер ,
Кто от холода
Но и там опять свои мы вилигнёзда
И в Сибири родными стали звёзды
И птенцов опять ростили
В немецко- русском стиле
И опять служили новой Родине
И были годы пройдены....
Только всё немного утряслось
И опять переселенье началось
Из России мы летим в Германию
* * * * * * * * *вить гнёзда,
Чтоб родными стали предков звёзды
И опять птенцов мы ростим
И здесь живём не гостем
Понемногу приживаемся
И всё также унижаемся
И опять мы служим и стараемся
Уезжать не собираемся?

Normal *0 * * *21 * * *false *false *false * *DE *X-NONE *X-NONE * * * * * * * * * * * * * * * * * * * MicrosoftInternetExplorer4 * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * */* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Normale Tabelle"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-qformat:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin:0cm; mso-para-margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-theme-font:minor-fareast; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin; mso-bidi-font-family:"Times New Roman"; mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}

Солнцеутром ранним всходит.
БудитКараман реку.
Ветернежный, летний по
Боаро бродит
Ислышится далёкое "Ку-ку"

Новыйдень и всё обычно,
Просыпаетсянарод.
Всёродное и
привычно
Стадопереходит брод.

Ветер мельницу тревожит
изаводит жернова.
"Добрыйдень прохожий!
Как твоидела?"

Ветруесть где разгуляться,
В сад ссиренью может заглянуть,
Засобаками погнаться
Илистарый тополь гнуть.

Распускаютсятюльпаны.
Красота *- не описать!
Этородина дедов, отца и мамы,
Окоторой я хочу вам рассказать.
2007 Irina Liebrecht

hinzugefugt von Emma Meier
Bettelkind in Sibirien, 1942 ( Reinhold Frank)
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Es trippelt und stolpert bei Sch nee und bei Wind
auf sibirisch en Wegen ein deutsch es Kind.
Die Eltern, die nahm man ihm weg mit Gewalt,
u n d Oma liegt krank, und der Ofen ist kalt.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Drei Tage kein Brot mehr im ganzen Haus -
da trieb es der Hunger zum Bett eln hinaus.
Fremd ist ihm die Sprach e im weltfremden Ort,
es kennt nur ein einziges russisch es Wort:
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Statt „Brot“ sagt‘s jetzt „Chleb“,
und sein Handch en streck t‘s vor,
steht frierend vergebens vor manch fremdem Tor.
Man sto?t es und jagt es mit Drohungen fort:
„Versch winde, Verfl uch ter, zieh weg aus dem Ort!“ * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *Ihm sch windelt vor Hunger,
die Kraft geht ihm aus,
der Abendwind sch iebt es zum Dorfe hinaus.
Die Nach t ist so dunkel und frostig der Wind,
sibirisch e Stra?en gefahrenreich sind.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Der Sturm rast voruber. Die Wolken ziehn ab.
Am Wegrand erstarrt liegt ein Kind ohne Grab,
sein fl ehendes Handch en zum Himmel gereck t,
von sch neewei?em Leich entuch gnadig bedeck t.
13.08.2011 10:34

hinzugefugt von Emma Meier
Alexander Jost
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Waldsoldaten
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Hier im truben Nadelwalde
ist der Iwdellag gebaut,
Wo wir fern von unsrer Heimat
Hinter Stach eldraht verstaut.
Wir sind die Trudarmisten.
Bewach t von Rotarmisten
Im Wald.
Morgens ziehen wir die Sch litt en,
In den Wald zur Arbeit hin.
Laden sie mit dick en Stammen,
Doch zur Heimat steht der Sinn.
Wir sind die Waldsoldaten,
Die Stamme aufgeladen
Im Wald.
Viele sind im Wald gestorben,
Wo sie ruhen ohne Grab.
Ihre Frauen voller Sorgen
Warten auf den Siegestag.
Es waren Waldsoldaten,
Die nich t einmal begraben
Im Wald
Сегодня 21:35

Тайга, болота с двух сторон
И узкая полоска суши.
На ней барак. В бараке том
Тянулись к свету наши души.
Полати, печка, лавка, стол,
Два сундука и два окошка.
Портреты в рамках. В щелях пол.
И под полатями картошка.
Двор, сеновал, конюшня, крыша,
Колодец, огород, забор.
Мы до сих пор тем миром дышим,
Хоть столько лет прошло с тех пор.
Через дорогу - зона, вышки,
Вокруг колючая стена.
Под громкий лай собак был слышен
Нестройный топот ног с утра.
В фуфайках, ежась от мороза,
Все с пятьдесят восьмой статьей,
Шагали в лес "враги народа",
Их злобно подгонял конвой.
Мы под конвоем не ходили,
Но знали, что и мы "враги".
"Фашисты", - вслед нам говорили.
А раньше были "кулаки".
Нам лапти хорошо знакомы,
Вши, гниды, блохи, комары,
Паек, советские законы
И тучи жгучей мошкары.
По тротуару в три дощечки,
По шпалам шел наш детский путь
От Сарагулки до Поречья -
Учились выжить как-нибудь.
Здесь мы прощались с нашим детством,
Темнели мамины глаза,
Нас уносила в неизвестность
Железных рельсов полоса.

А.П.КЕРН

Баллада о трудармейцах.
Их жизнь уже сама сложила повесть,
Её бы не пропеть, а прокричать,
Взрывая чью-то чистенькую совесть,
Привыкшую не спорить, и молчать.
Какая получилась бы баллада
Из детских слез, из песен и молитв!
Здесь лишних слов выдумывать не надо,
Здесь каждый звук с людской судьбою слит.
Скорбя, поем о щупленьких подростках,
С лопатами прошедших пол тайги,
В пятнадцать лет, увы, понять непросто,
Что трудармейцы вовсе не враги.
О Венцеле, который стал Венцовым,
О генрихе, под именем Андрей,
О том, какие тяжкие засовы
В бараках трудармейских лагерей.
Их жизнь уже сама сложила повесть,
Её бы не пропеть, а прокричать,
Взрывая чью-то чистенькую совесть,
Привыкшую не спорить и молчать.
И лишь надежды слабое дыханье
Тепло несет в озябшие сердца.
Давайте, помня наши испытанья,
Споем балладу жизни до конца!
11. 12. 91 г. Л. Борисова.

Владимир Штеле * * *Выжженные временем леса * * *1.
* * * *С таким акцентом необычным,
* * * *С такой обычною судьбой,
* * * *Старик в толпе русскоязычной
* * * *Страшится быть самим собой.
* * *А я страшусь его окликнуть
* * * *И соплеменником назвать,
* * * *К заплёванной стене приникну
* * * *И буду сыд и страх скрывать.
* * *Ну, научи меня молиться,
* * * *Чтоб праздник был в душе на миг,
* * * *К каким богам мне обратиться,
* * * *Коль чужд мне мой родной язык?
* * *Клубятся тучи в небе тусклом,
* * * *Сгоревших жизней это дым,
* * * *И в храме русском я на русском
* * * *Молитву шлю богам моим.

2.
* * * *В круговерти снежной
* * * *Морок, пелена,
* * * *Силой центробежной
* * * *Душа разделена.
* * * *Мы незаметно жили,
* * * *Всё гладь была да тишь,
* * * *И всё же, всё же шила
* * * *В мешке не утаишь.
* * * *Селили на окраине
* * * *Страны и городков,
* * * *Коменданты – каины,
* * * *А землянка – кров.
* * * *Закаты и рассветы,
* * * *За забором ров,
* * * *И стали наши дети
* * * *Потомками рабов.
* * * *Меняет рабство лица,
* * * *Ах, этот робкий взгляд,
* * * *Мне бы помолиться,
* * * *В кирхе постоять.
* * * *Все мы неизбежно
* * * *Достигнем рубежа,
* * * *Силой центробежной
* * * *Раздавлена душа.

3.
* * * *Нам разрешили возродить культуру,
* * * *Но не забыть нам, как из года в год
* * * *Отмечаться шёл в комендатуры
* * * *Высланный, униженный народ.
* * *И с тех пор он безъязык и робок,
* * * *И с тех пор привычней стали нам
* * * *Не мольберты, а шахтёров робы,
* * * *И не скрипки, а прокатный стан.
* * *Возродить культуру может гордость,
* * * *Но не этих старых женщин хор.
* * * *От чего же до сих пор я горблюсь
* * * *И стыжусь чего я до сих пор?
* * *«Равноправны вы давно и сыты», -
* * * *Слышу возбуждённый чей-то крик,
* * * *Но в народе многое убито,
* * * *Коли тягостен ему родной язык.
* * *Коли сыновья спешат назваться
* * * *Именем любым, но не отца,
* * * *То уже, уже не возродятся
* * * *Выжженные временем леса.

4.
* * * *Как скуп сегодня листопад,
* * * *И на крестах всех бедных кладбищ
* * * *Я вижу отблески пожарищ
* * * *Сквозь прутья частые оград.
* * *Исполним все законы чётко
* * * *И, прут с прутом сумев связать,
* * * *Усопших оградим решёткой –
* * * *Привычней им за нею спать.
* * *Там, за стальною окантовкой,
* * * *Им будет сниться вновь и вновь –
* * * *В руках конвойного винтовка
* * * *И на губах разбитых кровь.
* * *Приподниму я лист шершавый,
* * * *Под ним откроется мне крест.
* * * *Вся трудармейская держава
* * * *Попала под оград арест.
* * *Но собирают вновь котомки,
* * * *И в даль туманную глядят
* * * *Их молчаливые потомки,
* * * *Что за оградами стоят.
* * *1978-1998.
* * * *Новосибирск-Красноярск-Кассель.

"АЭРОПОРТ" Эдуард Альбрандт(из книги Герхарда Вольтера"Зона полногопокоя,глава 9 "ИЗ ДВУХ ЗОЛ ВЫБИРАЮТ МЕНьШЕЕ")


Печать тоски налицах отрешенных
В глазах надеждыробкий огонёк
Мы улетаем,с наминаши жёны
Да старики,кто вземлю не полёг.
Спасибо вам завсё,товарищ Сталин:
Вы подсказали,как нам жить.
Мы ждали сороклет,мы ждать устали
Пока вернут,чтонам принадлежит.
Язык теряем,веруи обычай,
И надо что-тоделать поскорей...
Но ваш закон нанас колючкой бычит,
Как проволокой вашихлагерей.
Мы помним всё.Нестёрлось!Не забыли,
Как ни за чтозагнали нас в тайгу
Мы сосны,аболезни нас валили
И дети умирали наснегу.
Прошли сквозьсито смерти на две трети,
Рассеялись горстями по земле,
Нождали,ждали,ждали полстолетья,
Что вспомнят вдруго немцах Там,в Кремле.
Минулополстолетия,как страшно,
Что смотрят досих пор,как на врага
А время, острововнемецких наших
Нещадно размывает берега
А мы ещё надеемсяна что-то,
В глухую стенубьёмся головой.
Оставить жалкоземлю,дом работу...
И так охота бытьсамим собой.
По сути делаздесь и там чужие,
Но немцы мы и намне всё равно
Терпенью научиланас Россия,
Но чёрт возьмикончается оно!
Изверились,иснова раз за разом,
Давя могучимрёвом на виски,
Летит в закаткрылатая Люфтганза,
Уносит сердцанашего куски.
И новый реис иснова слёзы льются
Прощания по залами углам
Уходят те,а этиостаются
Душа и сердце рвутся пополам