После того дня Колька стал меньше пить и познакомился в геологоразведке с геологами. После года работы в Чаган-Узуне, он поступил в Томск на геологоразведочный факультет, освоил профессию о которой всю жизнь мечтал и стал начальником геологоразведочной партии. Судьба нас развела насовсем и мы с ним потом очень редко встречались. 24 мая 2006 года ему исполнилось 60 лет. Мне удалось раздобыть номер его мобильного телефона и мы с Марийкой позвонили ему отсюда из Германии, поздравили с юбилеем. Колька был не у себя дома, а в тундре, около буровой вышки. Уже давным-давно на пенсии, но по-прежнему в геологии. С тремя инфарктами ищет газ.

Я сидел у костра на этом бесснежном морозе и думал: «Боже мой, как далеко Кольке отсюда до Аи! Он сможет съездить домой только на каникулах, а я съездил домой уже несколько раз. Вспомнил фотографию, которую Колька вложил в письмо. Вид села с горы, из-под которой теч?т священный источник.
Несколько тополей у села и вс?. Кругом голые безлесые горы. На обороте снимка Коля написал: «Темница без реш?ток, дыра средь гор Чаган-Узун!» Да, Колька был поэтом. Как Лермонтов на Кавказе. Правда, как я понял никто бы не позволил его пристрелить на дуэли, коли он в первый же месяц наш?л в селе столько друзей.

В доме Колька расстелил на полу постель, свет не включал, окна мы зад?рнули шторами, устроились прямо на полу и всю ночь проболтали о своей новой жизни. Время от времени вокруг дома шастал остаток разбитой компании, огорч?нной тем, что на дверях висит замок и никому неизвестно было куда мы исчезли. Утром Колька проводил меня до тракта. Снега не было, но лужи застыли. Дул холодный ветер. Мы подожгли какой-то пень, на берегу реки, чтоб согреться. Пламя стелилось на ветру прямо по земле, вокруг ни души, село счастливо храпело с похмелья, тракт опустел, мы одни сидели у этого огня и вспоминали свою жизнь. Как Колька первым влюбился в Марийку Штро, а следом за ним и я. Как он потом влюбился в распутную Райку и писал ей стихи. Как вся группа спасала его потом и строила планы, на основе только что полученных знаний по психологии, чтоб их разлучить. У старших сокурсников в этом деле был уже жизненный опыт и эксперимент удался. Кольку от Раи отлучили...

Чтобы отвязаться от компании и поговорить со мной наедине, Колька предложил парням сходить всем вместе в клуб в кино. Пошли в клуб. Шли мимо магазина геологической экспедиции. Колька сказал, что зайд?т в магазин и докупит коньяка, без которого невозможно будет провести конференцию по просмотренному фильму и потом догонит остальных. Колька взял коньяк, зан?с его в клуб и отдал кому-то из парней. Когда выключили свет, мы незаметно
срылись из клуба домой. Мы зашли в дом. Колька взял в чулане молоток и выбил им две доски и подвесил их на два гвоздя обратно. На стройке работали! Это тебе не ляп-тяп, а тяп-ляп!! Колька закрыл снаружи дом на замок, раздвинул эти отбитые две доски, залез через дыру обратно в сенки и сдвинул доски обратно на место.

Хозяева дома сообразили, что в эту субботу пьянка будет необыкновенной! Как никак к Николаю Александровичу ведь лучший друг приехал в гости! Тоже учитель, молодые казахи помогут своему новому русскому другу Николаю оказать достойный при?м. Кто уже рванул за коньяком в вечерний магазин. Чтоб не видеть весь этот бардак в сво?м же доме, хозяева оделись и ушли к кому-то в гости, а я пил после штрафной наравне со всеми. Если бы не та банка с маслом, обратно в Хабаровку я бы живым не вернулся. Никогда в жизни ни до, ни после я не пил столько много враз коньяка и водки.

Горница, в ней как положено русская печь, на печи бабка с дедом смотрят вниз. Внизу стол, за столом молод?жь Колькиного возраста, на столе бутылки, очень много бутылок. Их столько много, что для закуски места почти не хватает. Колька вста?т и качаясь плыв?т ко мне в объятия. Потом он знакомит меня со своими новыми друзьями. Мне наливают штрафную. Я отпираюсь, говорю, что сегодня уже выпил целый стакан водки, что если выпью ещ? столько же,то умру. Парней это так рассмешило, что они чуть не попадали со стульев. Бабуля слазит с печи, доста?т поллитровую банку сливочного масла и су?т мне под нос:
-Милок, оне вить не отстанут. Еслиф не хочишь помереть, то ешь это масло прямо ложкой. Еслиф всю банку съешь то не помр?шь.

После Яломана мысли мои про Колькину участь стали развиваться совсем в другом направлении. В Чибите мужики завезли меня на автобазу ЧВТ и повели в столовую. Один заказал на меня чашку пельменей, другой пош?л искать попутную машину. Не успел я опорожнить тарелку, как выяснилось, что ЧВТэвский ЗИЛ уже жд?т меня на выезде. От Чибита до Чаган-Узуна ехали в сумерках. Напротив Чаган-Узуна шоф?р высадил меня и пожелал всего хорошего. Хорошего впереди было мало. Суббота, вс? деревня на рогах. Колькина квартира была недалеко от края села, какая-то девочка мне показала где жив?т новый учитель физики Николай Александрович. Подхожу к избе, стучусь в дверь, открывают. Картина называется «Не ждали!»

Свечерело. Я лежал на матрасах и думал о Кольке. Ну как так - нельзя отказаться. Вр?т Колька вс?. Знает, что не выдержу и припрусь вверх по тракту прямо к нему. Лучше бы домой в Аю поехал. Нет, здесь тоже здорово! На матрасах прямо к Кольке в Чаган-Узун! Вез?т же мне! На Яломанском мосту автолавка остановилась. Открывается дверь, смотрю с матрасов вниз на мужиков: « Вылазь! Прыгай вниз!» Спрыгнул. Мне суют в руки полный стакан водки и кусок колбасы:
-Пей!
-Не хочу!
-Пешком пойд?шь
Я к тому времени успел уже два раза спиртным отравиться и у меня выработалась антиалкагольная неприязнь. Что делать? Как быть? Мужики ждут. Я махом залил в себя весь стакан, мужики закинули меня обратно в кузов
вместе с колбасой. Я даже не спел полюбоваться ночным видом Яломона и машина тронулась дальше в путь.

Где-то через месяц приходит от друга из Чагана письмо. В н?м ужасные вещи: Колька пропадает! Запился. Если не пить, то станешь предателем, врагом. Если пить, то станешь алкашом. Колька выбрал второе, после этого выйти из компании вообще невозможно. Я еле дождался субботы и прямо с уроков пош?л на остановку. Проходящий вверх автобус был переполнен и меня не взяли. Взяла какая-то автолавка, груженная матрасами. В кабине сидели два вес?лых мужика, готовых мне помочь чем только угодно. Они сказали, что едут только до Акташа, но оттуда с автобазы ЧВТ легче верх уехать. Меня как мешок с картошкой закинули в крытый кузов прямо на матрасы. До потолка оставалось ещ? много места, я катался по всему кузову от окошка окошку и разглядывал тот Алтай, который раньше ещ? не видел. Дальше Чекета моя нога никуда ещ? не ступала.

После педкласса Колька попал в Кош-Агач, а оттуда его направили в Чаган-Узун. В том районе живут не алтайцы, а российские казахи. Алтайцы – национальное меньшинство России, кош-агачские казахи – национальное меньшинство Горного Алтая. Кольку устроили на квартиру к каким-то бывшим золотоискателям, которые переселились туда ещ? до войны из Аи. До войны в Нижней Каянче был такой же бум как в Эльдорадо. Народу жило в то время за Ч?ртовым пальцем раз в десять больше, чем сейчас. Потом вс? поутихло и золотоискатели кинулись в другие места. Так и попали Колькины хозяева в Чаган-Узун. Жить у земляков на квартире не так одиноко, жив?шь вроде как у родни.

Утром натягиваем на себя свои ужасно узкие брюки, мода дурацкая тогда была, влазим в кирзовые сапоги, бер?м с собой свои аттестаты и на паром. После парома по тропе через перевал мимо Горы Верблюд до самого Горно-Алтайска. Такой путь в Ае называли «идти Каясом». Раньше за горой было село Каяс. В Горно-Алтайске вс? произошло точно так как предсказала Аля. Директор педучилища Копытов взглянул на нас, на наши аттестаты и тут же позвонил в
облоно. Оттуда приказали нас доставить на досмотр. Копытов чуть не за ручку прив?л нас в облисполком. Там на нас с Колькой глянули и добавили в приказ отдельным распоряжением: открыть отдельный контингент и обоих принять.

« Мальчики, вы никуда не поступили? Как так?! Слушайте теперь внимательно. В Горно-Алтайске открыли педкласс. Пода?те туда заявление и вас возьмут. Набор уже кончился, но вас возьмут дополнительно. Не спорьте со мной, бараны! Мы только четверо из пятнадцати кончили школу, а там положение ещ? хуже. Вас возьмут дополнительными условно. Когда все разбегутся на вас ещ? молиться будут. Там набрали студентов, которые ещ? до войны школу кончали. Учиться всего один год. Потом вы станете учителями, учителями физики и математики, вы поняли меня!? Физики и математики! Вас направят на работу и автоматически зачислят в институт на заочное отделение. Ка-ак это не пойд?те! Да вы.. Да я щас.. Да я щас же пойду к вашим родителям разбужу их среди ночи объясню в ч?м дело. Они вам все мозги проедят, они вам все кишки на изнанку вывернут. Чтоб завтра же были в Горно-Алтайске! Поняли?!» Чего тут не понять, С Алькой шутки плохи, это мы с Колькой знали. Алька крым-рым прошла и знала жизнь в сто раз лучше нас.

После вечерней школы нашу с Колькой судьбу решила Аля Мерзлякова. Колька ездил на Урал поступать на геолога, но при?м на геологию уже закончился, а геофизиком Колька быть не хотел. Очень расстроенный он вернулся обратно в Аю. Мы были в отпуске, дн?м слонялись по селу мучаясь бездельем, а вечерами пропадали в сельском клубе. Там нас и застала Аля.

Вообще-то Юра должен был стать чемпионом мира. Его из-за каких-то внутренних интриг не записали в олимпийскую сборную и он не участвовал в мировой зимней олимпиаде в Саппоро. Чемпион Союза не попал в сборную?! Если будете когда-нибудь на Семинском перевале, помяните моего одноклассника Юру Галкина минутой молчания. Постойте и посмотрите на эти горы. Представьте как он выбирал подходящее место для всесоюзной спортивной лыжной базы, как любовался этими горами и синим горизонтом.

Интересная, успешная и плодотворная жизнь Юры Галкина трагически оборвалась в автокатастрофе недалеко от Золотого Ключика. Я до этого пару раз встречался с ним и не переставал удивляться тому, что Юра стал чемпионом СССР. «Как так случилось- чемпион СССР!?» Юра ответил: «Так я
ж не пил!» Мы с Колькой тоже не пили. Пили, конечно, но не пьянствовали. Юра не пил вообще. Чемпионами страны мы бы не стали, но я теперь жалею, что мы с Колькой не бегали вдогонку за Юрой Галкиным каждый день на Бабырган. В здоровом теле здоровый дух! Болтать об этом каждый может, бегать по тридцать километров в день по горам может не каждый. Юра Галкин бегал.

Любовь у Али с Юрой как-то не сложилась. Через год она уехала в Москву, вышла замуж за какого-то чинушу и жила в квартире с видом на Красную площадь. Потом работала в посольстве РФ в Нью-Дели. Сейчас она жив?т в Швеции. Не знаю на пенсии ли в вс? ещ? работает в МИДе. Дозвониться до не? не смог.

Денисыч всегда нам внушал чем опасно после соревнований переохлаждение и на соревнованиях строго следил за тем, чтоб мы не дурили. Многие хапали снег горстями и в рот. Через полгода Аля попала в сборную Союза по лыжным гонкам, а через год ей вырезали одно л?гкое и она стала инвалидом. Это была самая первая операция такого рода во всей Сибири. Все доктора и уч?ные тряслись над ней как над самым большим во вс?м мире бриллиантом, который может превратиться в обыкновенный уголь. Аля выздоровела и пришла к нам в вечернюю школу.

Эта весть дошла до Виктора Денисовича. Наш учитель себе места не находил. Автобусы тогда в город не ходили, легковушек тоже не было. Он встал на лыжи и рванул по снегу через Катунь, через горы из Аи в Горно-Алтайск. Алю он встретил после того как она успешно пробежала трассу и заняла первое место. Она стояла вся красная и вспотевшая от пережитого перенапряжения. В руках она держала мороженное. Это был второй стаканчик сливочного мороженного. Один она уже успела съесть. Мы очень любили мороженное. Казалось, что могли бы съесть целый ящик. Виктор Денисович обомлел от горя. Он ударил Алю сначала по руке. Мороженное выпало. Потом ударил Алю по щеке. Аля заплакала. Потом Виктор Денисович сказал Але: «Не плачь, девочка моя. Это первая пощ?чина, все остальные тебе даст твоя жизнь!»

Аля была тоже спортсменкой и ещ? раньше его должна была стать чемпионом страны. Они оба были воспитанниками нашего учителя физкультуры Виктора Денисовича Гребенщикова. Это был не просто замечательный, а выдающийся педагог, воспитавший многих мастеров спорта. Але он пророчил большое будущее. После седьмого класса Аля поступила в Горно-Алтайский технологический техникум. Е? заметили как спортсменку и в 14 лет хотели записать подставной участницей в старшую команду и поставить на олимпиаде на десятикилометровую трассу.

Кроме нас двоих десятый класс кончили ещ? двое: Юра Галкин и Аля Мерзлякова. Юра в клуб не лазил, а занимался своим физическим усовершенствованием. Он каждый день бегал на Бабырган. 15 км туда и 15 обратно. На районных соревнованиях какие-то злодеи направили его на лыжной трассе на целый лишний километр. Несмотря на это Юра показал само? лучшее время и занял первое место Через несколько лет он стал чемпионом СССР по биатлону. Свою Аю он любил и убедил сборную страны тренироваться в окрестностях Айского озера. Его же стараниями на Семинском перевале была создана спортивная база для сборной страны по биатлону. Аля и Юра дружили в тот год. Это была замечательная пара.

Из пятнадцати вечерников только четверо вытянули на аттестат зрелости. Нагрузки для семейных людей были невыносимые. Мы же с Колькой этого не чуяли. Дн?м работали, я в совхозной столярной мастерской, а Колька на стройке в СМУ, с семи вечера и до самой полуночи мы грызли с ним за партой гранит науки. После полуночи мы с другими молодыми вечерниками лезли через окно в уже закрытый деревянный сельский клуб и играли там до тр?х ночи в биллиард. Утром подъ?м и вс? снова по тому же самому кругу.

До Кубы Колька не доехал. Сняли с поезда где-то под Новосибирском и отправили домой. Я тоже удирал из дома, но не так далеко и не настолько долго. Влетало мне за это по самое заднее число. Не могу представить как бы мне влетело, если бы я удрал на Кубу. Кольке же этот номер пролез без особо ужасных последствий. Своих детей Коноваловы не наказывали. Может быть поэтому Колька рос с детства поэтом. Девятого класса в Ае не было и мы пошли с Колькой в вечернюю школу рабочей молод?жи. В десятый класс набрали тогда аж 15 человек. Некоторые ученики были намного старше нас. Как, например, Колькин брат Владимир. В Ае было много многодетных семей. У Коноваловых было семь детей. Колька был средним. Столько же было у Андроновых, у Захаровых, у Сем?новых, в семье Штро, в семье Оствальд. Поэтому в каждом классе были Коноваловы, Андроновы, Захаровы, Сем?новы и Штро. Ну а в десятом, выпускном классе вечерней школы появилось аж два Коноваловых.

Cинее-cинее небо. Откуда-то cверху ль?тcя пеcня жаворонка. На деревянном колхозном пароме полно подроcтков. Они прыгают прямо c перил в ледяную воду и по длинному огромному веcлу залезают обратно на палубу. Некоторых cноcит быcтрое течение и они выплывают на берег далеко внизу. На берегу кто-то из пацанов поймал на удочку чебака. Рыба трепещетcя на леcке, оcлепительно cеребряcь на cолнце cвоей чешу?й... Боже мой, какая тут к ч?рту Куба! Какая Африка! Колька родился и вырос в Ае. Сво? родное село Колька воспринимал как серую провинцию, в которой вс? не так как в кино, для меня же Ая после Челябинска была раем на земле.

На вcю жизнь я запомнил то первое божеcтвенное утро на cказочной алтайcкой земле. Из-за гор, оcвещая долину ярким cветом, вcходило cолнце. Дорога уходила куда-то вдаль и терялаcь между хребтами, казалоcь, что она ид?т прямо вглубь земли. По зел?ной лужайке мелкими шажками бродил cпутанный конь. Роcа в одуванчиках иcкрилаcь на cолнце как брызги раcплавленной cтали.

Как сейчас помню тот дым, ту копоть, лязг и скрежет. Мимо бытовки взад-пер?д кукушка таскала вагонетки с расплавленным металлом. На нашу беду машинист цеха оказался гадкой сволочью и мучил нашу козу Машку паровозными гудками. Я не боялся, а Машка боялась. Она рвалась на привязи как угорелая до тех пор пока на моих глазах не свалилась с ног. На нашем столе после этого вместо козьего молока оставался один лишь чай. Таких людей как то машинист в Ае не было. Деда моего сослали в Аю в 1941 году с Волги. Повезло. Одни попали на Таймыр, другие в Казахстан, третьи на Колыму, а деда моего сослали в Аю. И вот мы поехали к нему с Урала на Алтай.

Перед отъездом в Аю нас выселили с атомной стройки на металлургический комбинат. Жили мы прямо в заводской бытовке. В то лето я был, наверное, единственным реб?нком на свете, который мог свободно бродить меж литейных цехов и смотреть как плавят сталь, как электрокраном грузят в вагонетки металлолом. Отца я видел во время обеденных перерывов. Он то вылезал из какого-то люка в клубах пара, то спускался с заводской трубы весь ч?рный от копоти и в?л меня в заводскую столовую. Рабочие ностальгическими глазами смотрели на меня как на чудо и нас с отцом пропускали к столам без очереди. Однажды меня даже сводили в заводскую теплицу и разрешили сорвать огурец. Садовник разрезал огурец пополам, посыпал солью, пот?р дольки друг об дружку и протянул одну дольку мне, другую отцу. Это был первый в моей жизни огурец, который я отч?тливо помню. Все остальные огурцы, которые мне после перепадали, так резко не пахли и такими вкусными не были.

Друг мой мой Колька
Колька Коновалов - друг моего детства. Колька мечтал стать геологом и не выпускал из рук красивые камушки, которых на Катуни было много. Ещ? он любил природу и был романтиком. После пятого класса Колька удрал из дома с другим своим другом. Оба собрались куда-то очень далеко, не то на Кубу к Фиделю Кастро, не то в Африку к тиграм и слонам. Кольку сняли с поезда где-то под Новосибирском и отправили домой. Меня бы дома за это пришибли. Кольке всё сошло с рук. Коноваловы по-другому воспитывали своих детей и, наверное, поэтому Колька рос поэтом. Я тогда в ту компанию не попал. Не помню почему. Наверное, потому, что эта идея не вызвала у меня особого энтузиазма. В свои 12 лет я успел уже наездиться и Ая меня устраивала. Родители произвели меня на свет на атомной стройке в Челябинске-40. На Алтай мы переехали в августе 1953-го. Маме моей дозволили вернуться из одной ccылки в другую. Я тогда в cвои пять лет этого не понимал. Мне внушили радоcть вcтречи cо cвоей родн?й и обещали много интереcных cобытий.

Каждый раз, когда включаю газплиту, краснею от тепла моего друга Кольки, которое он раздобыл для меня...
Вы не просто умеете писать, Фёдор.Вы владеете "профессиональным пером" и Вас очень интересно читать... Спасибо..

Вы не просто умеете писать, Фёдор.Вы владеете "профессиональным пером" и Вас очень интересно читать... Спасибо..
Ich schlie?e mich den Worten von Lilija an...Fodor, Sie schreiben so, da? man sich alles bildlich vorstellt...und es rei?t einen mit...(Y)

Большое спасибо Фёдор,с Вашим рассказом потерялась во времени,наверное Вы очень счастливый человек,столько увидеть,быть таким активным,РЕСПЕКТ.(Y) (Y)

Я не знал, что в Улите строится новое здание школы, в котором будет располагаться также и квартира директора, самая первая во вс?м районе благоустроенная квартира! Рядом со школой протекает ручей. Он за школьным двором уходит в ельник и впадает в речку Улиту. Вокруг красивые горы и рядом не шумят машины. Там тракт проходит за селом, а до райцентра можно дойти пешком за двадцать минут. Я не знал, что эту школу вместе с современным интернатом и жиль?м будут строить не только для улитинских и хабаровских детей, но и для меня. Это был не подарок судьбы, а инструмент для осуществления идеи, которая не должна была ограничиться одним лишь Павлышом. Когда я узнал об этом, то не понял своего предназначения и не подумал даже о том, что мой учительский флаг, который я сам для себя выбрал, обязывал меня нести его дальше и не ронять никогда. Нигде и никогда. Мне казалось, что я успею вс? сделать когда-нибудь и где-нибудь в другом месте. Красивых мест на свете много, а возможностей осуществить свою мечту – ещ? больше. Сама жизнь мне казалась такой длинной, что про сво? предназначение у меня как-то никаких особых мыслей не возникало.

Я не знал, что мой шеф возьм?т справку в больнице о том, что ему нельзя работать директором школы по состоянию здоровья. Вообще нельзя. Я не знал, что через несколько часов меня самого назначат директором школы и после этого все заботы, которые свалились на меня, перестанут быть временными и жаловаться мне будет некуда и некому. Я не знал, что мой кумир, Василий Александрович Сухомлинский, умр?т на следующий день от инфаркта. Это случилось 2 сентября 1970 года. Я наивно верил в то, что когда-нибудь все директора школ будут такими как он и не понимал, что для этого нужны очень убедительные примеры. Я был атеистом и всякие мысли о высших силах принимал за бред. Мне в ум не приходило, что такие силы могут быть, что они дали мне возможность создать школу, о которой я мечтал.

Нам утром предстояло провести в торжественную линейку. В Ае она всегда проходила с цветам. Все идут в школу нарядные, девочки в белых фартуках, в косичках красивые банты, у мальчиков глаженные брюки, а вруках у всех огромные букеты цветов: георгины, гладиолусы, флоксы... Я знал как пройд?т линейка в Ае, я знал как пройд?т линейка в Павлыше, но не знал как она пройд?т у меня самого в Хабаровке. Не знал, что шеф мой утром на линейку не пойд?т, а уйд?т на автобусную остановку. Не знал, что линейку мне прид?тся проводить самому без него. Не знал, что после линейки ко мне прид?т из колхозной конторы техничка и скажет, что меня вызывают в Онгудай. Во вс?м селе был всего лишь один телефон. Прежде, чем позвонить, надо было раскрутить ручку динамомашины и зарядить аккумулятор. Потом обратиться на станцию, где сидели девчата-связистки. «Вторая слушает, Вам кого? Соединяю..»

Эти стихи знал в Павлыше каждый реб?нок. Их читали там как молитву. Не только душа, но и тело этого гениального педагога не знало покоя. Сухомлинский больше четыр?х часов в сутки не спал. Хотел ещ? многое успеть сделать, боялся, что не успеет. С войны он прин?с осколок гранаты. Не в руке прин?с, а носил под самым сердцем. Жил с этим осколком. С таким грузом совсем иначе воспринимается поиск смысла жизни и совсем по-другому вед?тся разговор с детьми. Его школа была местом встречи с красотой, с кладовой знаний, которая никого не тяготила, а возбуждала неуемный интерес.

«Мы стремимся подготовить наших питомцев к высоконравственным и эстетическим отношениям, построенным на дружбе и товариществе, на уважении всего подлинного в каждом честном человеке.» Эти слова Сухомлинского я мысленно написал на сво?м учительском флаге.
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Моим кумиром в педагогике был Василий Александрович Сухомлинский, директор Павлышской средней школы на Украине. Его книгу «Сердце отдаю детям» я зачитал до дыр. Мечта была когда-нибудь создать такую же школу, какую создал он, Сухомлинский, там в сво?м Павлыше. Василий Александрович жил прямо в здании школы. Ученики никогда не нарушали уединенности этого уголка, а он и его учителя не нарушали границ уединенных мест школьного сада, где ученики могли поведать друг другу свои детские тайны.

Шефа мы уложили на диван. Хорошо, что у нас с Марийкой он был. В придачу к кровати. Его я заработал после третьего курса во время летних каникул, когда работал в Ае на стройке. Кроме интернатской печки шефа волновали и другие проблемы. Где будут жить учителя? Будет ли им колхоз выделять продукты? Сколько дров хватает школе и учителям на зиму? Успел ли прежний директор школы их заготовить? Где эти дрова? Сколько их? Далеко ли от села? Когда и на ч?м их будут в деревню из тайги вывозить? Как относится к школе колхозное начальство? Какие отношения у меня с председателем сельсовета? Шеф задавал и задавал мне вс? новые вопросы, а я не мог на них ответить. Какой я идиот! Возомнил, что через год или через два смогу работать директором школы! Катастрофа! Беда-то была не в том, что я не мог ответить на его вопросы, а в том, что я даже не смог бы их задать. Да и не знал я у кого и что надо спрашивать. Зел?ный ещ? был, ох и зел?ный!

Двухквартирный дом, в который мою семью заселили, произв?л на него очень хреновое впечатление. Я радовался тому, что от нашего дома до Ильгуменя всего метров сто. Шеф мой удивился тому, что от дома до обочины дороги всего метров пять. Как тут можно жить?! Ночью ведь не засн?шь! С Чеке-Тамана через село машины летят вниз почти беззвучно с тихим свистом, но вверх ведь они не едут, а ползут, моторы гудят с таким тяж?лым надрывом, что их слышно уже за деревней. Там где Ильгумень впадает в Урсул, дорога шла вверх к крутому притору. На н?м раньше грабили обозы, а после и грузовики. Да и квартира наша шефу показалась маленькой, тесной, т?мной и мрачной. Я про это как-то не думал. В голове были другие заботы: учителя, ученики, технички, тетради, линейка. Завтра ведь торжественная линейка. Вдруг вообще никто в школу не прид?т.

Я рванул на улицу и не стал ждать пока «мущщина» выйдет из туалета и уйд?т неизвестно куда. Известие о том, что он будет работать моим шефом ему, видимо, не очень понравилось, точнее сказать, вообще не понравилось. Мущщина выпучил глаза и забыл зачем он заш?л в туалет. В райисполком он кинулся так быстро, что со стороны можно было подумать, что он на стометровке хочет стать чемпионом района. Когда я заш?л в кабинет к Русаковой, он уже сидел напротив не?. Заведующая зачитала нам обоим приказ по району о переводе директора Куладинской восьмилетней школы в Хабаровку. После небольшой перепалки, коллега подписал приказ и поехал вместе смотреть сво? новое место работы. Вечером я показал ему село, школу и интернат. В интернате он спросил где печка. Я не знал что ответить, но сам очень удивился тому, что в комнате нет никакого отопления.

Ч?рт подери, какой тут бардак! Раньше, до института, когда ещ? пацаном тут работал, такого бардака не было. Злой и раздраж?нный еду в Онгудай и захожу в районо. Людмила Русакова, заведующая районо, отчество не помню, добродушная и приветливая женщина, раза в два старше меня, готова выслушать и помочь. Эту готовность чую всем нутром и ставлю вопрос ребром: «Где директор школы?! Почему его до сих пор нет на месте? Ученики в тайге, учителя не приехали, технички сено косят. А в магазине даже тетрадей нет. Почему я должен в Хабаровке за вс? отвечать?! Я учитель математики!» Заведующая, очень спокойно вслушивалась в мою напористую речь и задумччиво смотрела в окно. Когда я закончил свою пламенную речь, она спокойно, очень спокойно, сказала мне: «Ф?дор Борисович, видите на улице того мущщину, который в туалет направляется? Позовите его ко мне, я его назначу директором Вашей школы. Поторопитесь, а то он уйд?т.»