Ich war schon zweimal in der Turkey. Es hat mir gefallen. Keine Problemen mit den Einheimischen *Bedienung war sehr gut. *Ich kann nur empfelnen

Klar ist *die Bedienung am Urlaubsort *meistens *gut,damit *verdient *das *Urlaubsland sein *Geld.

если остались где-то те, кто нас продолжает "фашистами" называть, то, мне кажется, не надо обращать на них внимание. Мы все очень разные... Есть люди, которые до такой степени не обращали внимания, что и не заметили самого факта... Есть такие, которым и сейчас от этого больно.

Нелли, а и правда: мне не холодно- не жарко, если какой-то .. как бы назвать, да правил не нарушить?... скажем, трахнутый на всё голову, меня фашисткой назовёт! :-D
Нормальные, кстати, до такого не додумываются.

Сколько раз меня обзывали? Не каждый день! Но иногда...
На днях один в личку написал, что я "шовинист"!!!
Не помню, чтобы я призывал к войне...
Но обозвали, может из-за происхождения? Из-за названия нашей группы?

Иосиф, ну и как ты- оскорбился и начал бить себя в грудь, что ты не такой? :-D
Я как раз написала в теме "Спор- что это?" по поводу оскорблений.. то, что нас иногда "фашистами" величают, тоже- материал для обсуждения в той теме, как мне видится

Да-нет, пусть умник остается при своем мнении. Если он вообще знает, что означает это слово "шовинист"...

********zhurnal.lib.ru/p/polle_e_g/ * * * * * * * * * * * * * *Полле Эрвин Гельмутович:
Мемуары
Русский немец: в СССР,России - фашист, в Германии - русская свинья.
НАСТОЯТЕЛЬНО РЕКОМЕНДУЮ

Что значит для вас быть российским немцем?

Быть российским немцем означает, как и для любого другого человека, ощущать гордость за свои корни и стараться соответствовать тому положительному стереотипу, который традиционно сложился у окружающих людей о немцах.

***********.ru.mdz-moskau.eu/index.php?date=1255074661&gid=22&godnum=
Главное — постоянно прогрессировать
Чемпион мира по пауэрлифтингу Михаил Вебер о спорте и взглядах на жизнь

Ещё одно важное в моей судьбе следствие имела та поездка.
Бернгард пригласил нашу проводницу Аллу из Киргизии к себе
в Бедхайм на международный молодёжный лагерь труда и от-
дыха. После Тюрингии для Аллы планировалась встреча с род-
нёй в Эркеленце. Я как раз выезжал в командировку на
голанндский остров Тэрсхэллинг. Мой шеф, профессор Бух-
кремер, попросил провести небольшой ремонт на его турбазе
и мне нужна была помощь. Я взял с собой сына Витю и при-
гласил Аллу. Калым ребятам предстоял очень романтичный -
бархатный сезон на островном побережье. Через год Витя и
Аля поженились. Мой второй сюрприз молодожёнам была ка-
рета к свадьбе, которая неожиданно подъехала к церкви, в ко-
торой молодые венчались. У них растут две прекрасные дочки.
Они любят деда, но бабуля для них ещё больший авторитет.

PS. Поездка в Киргизию ещё больше сдружила нас с
Бернгардом. Он вник в мои проблемы и предложил основать
интеграционный проект для русскоговорящих детей и
подростков. В саду замка Бедхайм у Бернгада Кирфеля был
свой приют - двухэтажный домик с кухней и просторным
залом. В подвале котельная, в зале камин. Его идея выглядела
так: его замок, моя фантазия и деньги спонсоров для детей. В
Бедхайме во время каникул в течении года встречаются дети
российских немцев, дети западных немцев и дети восточных
немцев. Мы работаем и отдыхаем. Строим русскую печь,
русскую баню “по-чёрному”, работаем в саду, во дворе, в
теплицах, летом загораем, купаемся, плаваем на рафтах, зимой
катаемся на лыжах, на санках, ходим и ездим на экскурсии,
выступаем с концертами. Представление о том, что такое
детский лагерь труда и отдыха я имел. И опыт тоже. Пофессор
Кирфель в отличие от федерального министерства народного
образования понимал что это такое. Свои идеи мы выложили
спонсорам, они нас поняли и поддержали. Программа была
полностью выполнена. На наших полках лежат фото и
видеорепортажи тех времён. Бедхайм для многих детей остался
в памяти как отрывок счастливого детства, который мы с
Кирфелем им подарили. В принципе это было следствием той поездки.

К Корчагиным возвращаемся в Сокулук поздно ночью. Баня
протоплена, блины на столе.
-Паша приехал?
-Айдаркул приехал два дня назад. Один.
-Вот тебе раз. Как так?
-Разъехались, говорит, где-то за Уралом.
Блины в рот не лезут. Хорошего мало, собираемся ко сну, утро
вечера мудренне, и тут как в сказке появляется на пороге кор-
чагинский сын.
-Пашка! Доехал!
-Третьи сутки не сплю. Дома всё нормально?
-Да нормально всё!
-В баню его, в баню! Ещё горячая! Потом всё расскажешь.
-Ты не засни там. Ну надо же, доехал, слава богу...
Незаметно подошла очередная пятница, та, в которую, гадкий
утёнок должен был нас возвратить во Франкфурт. Аля прово-
жала нас и обещала писать. Во время таможенного досмотра
мы снова встретились с любителями соколинной охоты. За две
недели они поймали всего двух перепелов. В горах перепелов
было очень много, они стаями взлетали из под ног, но бавар-
ские соколы в Киргизии разленились и решили отдохнуть.
Берни откровенно хохотал над своими земляками как ребёнок,
потом достал свой блокнот, уже весь исписанный впечатле-
ниями. Для анекдота с соколами в нём оставалась всего лишь
одна страничка. Так закончилась наша поездка в Киргизию.

В его ведении было пять-
десят тысяч коней, шестьдесят восемь тысяч коров и ещё
больше овец. Сейчас он держит небольшую отару в двадцать
голов и прирабатывает извозом. За рейс до столицы клиенты
платят ему тысячу сомов. Мимо мелькают заросшие бурьяном
поля, опустевшие фермы, заброшенные колхозные сады. Улан
глядит на это зрелище и у него сердце кровью обливается, он
готов сотрудничать с кем угодно лишь бы поднять свою род-
ную землю, да самому вылезти из нужды:
-Кумыс на Запад продавать, дешёвую и качественную бара-
нину...
-Сразу бы можно было разбогатеть.
-Мы, киргизы, никогда не будем богатыми.
-Почему?
-Если у моей родни свадьба, или похороны, или юбилей, значит
пришло для меня время резать барана, резать коня,... помогай
родне чем можешь и не надейся на то, что когда-нибудь вер-
нут...
-Золотые люди! В такой стране надо развивать туризм.
-Ну да, наша природа замечательна...
В Бишкеке в центре города затор и милицейское оцепление. К
Акаеву на важное совещание приехал Путин, Лукашенко, Ка-
римов и Назарбаев. Мы с Флори пошли через проспект на
почту, Кирфель-старший остался на площади. Обратно к нему
нам пройти уже было невозможно.Между нами проезжал пра-
вительственный эскорт, ещё один, ещё один... Когда оцепление
сняли, мы обнаружили Бернгарда в обществе немецкого ко-
респондента Петера Ротхаммера. Он снимает здесь фильм о
Киргизии для телеканала BR и очень рад встрече с нами. Везёт
же мне, блин, на всякие встречи!

К концу недели Володя Виноградов приезжает за нами на джайлоо. Я дарю Асану на прощание книгу о Германии, его внуку Асылу швейцарский перочинный ножик, внучке Муран туфли, а хозяйка Дарика получаетденьги, которые она добросовестно заработала в своей экзотической кухне. Впрочем как можно оценить гостепреимство деньгами! Обратно в Бишкек едем на частном такси. Шофёра зовут Кубан, по-русски - Радость. По дороге Радость передаёт своих клиентов, то бишь нас троих, своему коллеге Надежде, ИтигуловуУлану. Улан по-русски надежда. Итак мы едем то с Радостью, то с Надеждой. Я это перевожу Кирфелям и они ржут как кони.
-Над чем смеётесь?
-Пусть он простит нас, с Радостью ехать радостно, а с Надеждой ехать надёжней, у этого машина покрепче. Улан работал в Иссык-Куль-ском районе зоотехником.

М-да, киргизы со своими с родителями так не зубатят. Пьём за встречу, за здоровье гостей, за здоровье хозяина, за здоровье хозяйки, Асан предлагает выпить за мир идружбу:
-Ой-бай! Сейчас скажу,...э-э..., внук мой Асыл. Асыл - это ум. Имя такой. Пусть немис, русски, американса, киргиз всегда умный будит,чтобы так хорошо сидел,...как мы сейчас, и вместе хлеб ел, а кто против, пусть сдохнет, собака! Я перевожу, у гостей от удивления поднимаются брови. Асан пробует свою речь образно уточнить. Он берёт себя двумя пальцами за горло:
-Кхык иво. Душить нада, кто мир мешаит, выпьим за мир! Пьём за мир и дружбу, Берни предлагает выпить ещё за Чингиза Айтматова. Асан встаёт в знак почтения, мы встаём вслед за ним. Асан рассказывает как Чингиз Айтматов был у него в гостях во время съёмок „Белого парохода“. Опьяневший Берни достаёт свой неразлучный блокнот.

Веротерпимость казахов и киргизов удивительна:
-Если встанешь на коран, чтобы достать хлеб с полки - это не грех. Грех, если встанешь на хлеб ногами, чтобы дотянуться до корана. Неприлично мужику доить корову, мне же это дозволили и не осудили. Если гость захотел, почему бы ему этого не дозволить, тем более, что гость не мусульманин. Неприлично бешбармак есть ложкой, но нам разрешили. Кстати, с ложками у нас ничего не получилось, мы их сами отложили в сторону. Бешбармак похож на наши макароны по-флотски только пожиже, главная его особенность кроется в способе употребления, этот деликатес едят не ложкой, не вилкой, а руками, всеми пятью пальцами. Бешбармак в переводе означает „пять пальцев“. Асан показывает как это надо делать. Берни работалнекоторое время в Японии и научился там есть палочками, но руками у него хуже получается.
-Флори, где фотоаппарат?!
Снимай скорее!
-Зачем?
-Покажешь матери как твой папа лез в гостях своей лапой прямо в суп!
-Думаешь он дома себя лучше ведёт?!

Вечерами, как это на Востоке водится, вкушаем плоды киргизского гостеприимства. Трудно было привыкнуть к киргизской трапезе. Плов, манты, бешбармак: всё очень вкусно и на стол подаётся невообразимо много. Стол очень низкий, за ним стопка одеял, на которые нас садят как господ. Перед нами в огромной чаше дымится теплом костра бешбармак. В пиалах густая-пре-густая сметана и перемешанный с маслом толкон. Толкон - это пережаренная ячменная мука. Трапеза предназначена для мужчин. Дарика с детьми не должна здесь присутствовать и будет есть то, что от нас останется. Мы очень поздно сообразили, что относиться к еде надо с понятием: объедки недолжны выглядеть объедками. После нас будут есть женщины и дети. Ещё один казус. Перед едой надо руки помыть и помолиться. Руки помыл в горном ручье, как молиться забыл. Тысячу раз слышал от наших стариков что-то вроде „спасибо Богу за хлеб и воду...“, а дальше не помню. Бернгард гостил нынче у своего шурина в Тунисе и выучил там молитву на арабском. Опять же вопрос - сели-то мы за стол не шутки шутить, а с серьёзными намерениями. На помощь пришёл Асан. Он сказал, что пусть каждый молится по-своему и благодарит Бога как может.

В горах Ала-Тоо осень. На всех вершинах лежит снег. Он белым покрывалом опустился до определённой высоты, будто кто-то паяльной лампой провёл по снегу ровную черту. Ниже этой черты желтеет джайлоо, а ещё ниже пылает осенними красками смешанный лес. Днём, даже тогда, когда припекает солнышко, воздух несёт с вершин свежесть и прохладу. Ночные заморозки заползают в юрту, но не могут меня достать,- я сплю между двумя овчинными тулупами, а Кирфели спрятались в свои альпинистские спальники. Утрами мы умываемся в горном ручье, а днём бродим по ущелью или катаемся на лошадях. В последний деньдобрались даже до самых снегов.

На следущий день я пообещал Кирфелям юрту. В горах выпал снег, в долинах холодно, все чабаны, кроме старика Асана, уже спустились с гор на зимовку. Закупаем продукты и едем к юрте в Семёновское ущелье. Асану семьдесят, все зубы целы, читает без очков, на коне сидит уверенно. Его дочь Дарика держит на выпасах две коровы, десять лошадей, небольшую отару овец. Муж Дарики спился и бросил семью, летом по хозяйству ей помогает десятилетний сын Асыл и семилетняя дочкаМуран. Когда дети уходят в школу, деду приходится впрягаться самому. Сейчас внуки на выпасах. Школу закрыли на целую неделю из-за урожая. Весь Иссык-Куль копает картошку. Карл покидает нас. Ему надо приготовить машину к продаже. Мы прощаемся с его мерседесом как с родным коньком-горбунком. Нам выделили для ночлега жилую юрту, стоящую на поляне. Асан с Асылом перебрались на „кухню“, во вторую юрту, стоящую прямо у ручья, а Дарика с детьми временно переселилась на свою зимнюю стоянку.

Вся компания опустошив казан и сумку с бутылками тащится навеселе домой через опустевший курорт „Золотые пески“. Раньше здесь отдыхали шахтёры. Алеют под неоновым огнём слегка подмёрзшие розы, в окнах не горит свет, курорт словно вымер. Раньше эта профсоюзная здравница была знаменитой на весь Союз, но стоит ли из-за этого теперь просить за одноместный номер больше ста долларов за ночь.

С рыбалкой нам просто повезло. Володины друзья, киргиз Айдар и молдованин Вова, работают на лодочной станции. Берни рискнул залезти в лодку в самый ветер. На Иссык-Куле поочерёдно дуют семь ветров. Один из них грозил испортить нам всю рыбалку, лодка то совсем потеряется в волнах, то вспорхнёт на гребень. Я смотрю на эту качку в бинокль и мне уж не до форелей, лишь бы Берни выплыл, если уж лодка перевернётся. Но всё обошлось самым наилучшим образом. Благополучно причалили и тащут к рыбацкой хижине три огромных рыбины.
-Ну профессор, ну даёт!
-Не говори, молото-о-ок!
-Потонуть? Не-е, потонуть бы мы ему не дали...
-Ставь казан, уху варить будем.
-этот бы казан да ко мне во двор, в Бедхайм!
-Казан, положим, ты найдёшь, а ухи такой не сваришь.
-Уху-то я сварю. Компании мне такой не найти.

Под утро с гор на берег спустились заморозки, гаснут последние звёзды. Чолпон-Ата переводится с киргизского как „отец звёзд“. Рассвет окрасил небо всеми цветами радуги. Гляжу с виноградовского балкона на противоположный берег Иссык-Куля как на картину Рериха. Горизонт искрится белоснежными вершинами. Трудно поверить, что до них целая сотня километров. Был бы в Европе такой чистый воздух, можно бы было из Голландии любоваться шпилем Кёльнского собора. Я бегу к озеру искупнуться. На берегу минус два, в воде плюс двадцать. В жизни такого не видал. На планете нет таких грандиозных и красивых высокогорных озёр как Иссык-Куль. Представьте себе на высоте в полтора километранад уровнем моря огромное кольцо прекрасного пляжа, вокруг белоснежные вершины Тянь-Шаня, а посередине целое море воды! В тридцать три раза больше, чем в Бодензее.

Во время кризиса Валентина потеряла не только
свою работу, но и своё шикарное прозвище - Анна Каренина. Она не бросилась под поезд, поезда стали ходить очень редко, угоришь на солнышке пока его дождёшься, она не эмигрировалав Россию, как это сделали многие её подруги, а в очередной раз сменила профессию. Теперь она работает в торговле, сопровождает грузы из Караганды в Китай и обратно. Валентина снова хотела бы стать Анной Карениной, но скорее всего уйдёт в туристический бизнес. Володя эту идею поддерживает. Мы обсуждаем у Виноградовых планы на неделю и пробуем местные вина. Бернгард остановился на вине акбара.
-Акбара, акбара... это же волчица из рассказа Айтматова!
-Подожди, сейчас прочитаем на этикетке... точно, угадал * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *!-Причём здесь угадал, я это знаю и помню... акбара... м-м-м...прекрасное вино!
Флориан и я уходим спать на балкон.

Спускаемся через дачный посёлок к ресторану „Панорама“. Кирпичный дом с участком здесь стоит дешевле немецкого деревянного ящика для хранения лопат и тяпок. От „Панорамы“ Флориан просто в восторге. Он пишет дипломную работу по архитектуре и ошеломлён полётом фантазии, которая приземлилась здесь перед городом на пригорке. Куски железобетонных плит, обрезки водопроводных труб, старые диски сцепления, уличные лампы, детали машин и много прочих отходов урбанизма пошло в дело. Где-нибудь на берегу Средиземного моря в таком оригинальном трактире отбоя бы не было от посетителей, а здесь мы совсем одни над всем городом и пьём китайский чай из киргизских пиалушек.
Через пару часов спускаемся к гаражам .Машина готова и мы направляем наш мерседес на Иссык-Куль. Там в Чолпон-Ате нас должна встретить семья Виноградовых. Владимир, бывший армей ский полковник, обещал нам устроить рыбалку, а Валентина, бывшая...тут, пожалуй, надо отвлечься и перечислить: бывшая учительница русской литературы, бывшая завуч школы, бывшая мастер спорта по гимнастике, бывшая выпускница МИМО, бывшая гид Интуриста, бывшая...

Понедельник день тяжёлый, несмотря на это собрались ехать на Иссык-Куль. Мерседес по дороге неожиданно сломался и Карл сдал его в Бишкеке своим друзьям на ремонт. Их мастерская находится на окраине города в гаражном городке. В одном гараже яма, в другом станки, в третьем кузница. Карл остаётся в гаражах, а я с Кирфелями ползу на пригорок посмотреть на столицу.
-И как он мог сломаться? Семь тысяч по русским дорогам прошёл и хоть бы хны, а тут сломался...
-Знаешь, Тео, у меня сосед был, девяносто лет прожил и ни разу не болел, а потом взял да помер.
-Ну да, ты прав. Смотри уже весь город как на ладони.
-А где панорама?
-Тут внизу за дачами.

-Сегодня День Учителя, товарищи пойдут в ресторан.
-Тео, как жаль, что в Германии нет Дня Учителя!
-Будем считать, что ты приехал сюда справлять этот праздник.
Хозяйка ресторана, немочка Наташа Грамс, удивила нас киргизскими деликатесами. Готовит она первоклассно, тут уж нечего ска-
зать. Есть в ресторане и свои музыканты. Парень тянет из электронного рояля знакомую мелодию и рвёт мне душу на части. Нежная песня стелется к нам прямо в зал: «...не повторяется, не повторяется такое никогда...» Разволновался, аж дышать нечем, нервы никудышние стали, Аля приходит ко мне на выручку и вместо тоста читает стихи Киплинга „Душа велит: иди!“
-Тео, переведи сейчас же. О чём вы пели? Удивительная страна, Тео. Незнакомые китайцы пьют за наше здоровье, а эта девочка
лечит людей и знает Киплинга. Она же врач. Почему она хочет стать менеджером? Не платят?! Но ведь общество потеряет врача,
она же исцелитель, она может исцелять, понимаешь? А мне сестра нужна! Кранкеншвестер, понимаешь?
-Русские называли их раньше сёстрами милосердия.
-Во-во, Тео! Мне нужна сестра милосердия! Какая бы была прекрасная сноха! Но Флориан, балбес, ничего не видит. Боже мой ,
каких прекрасных внуков она бы мне нарожала! Мне кажется, что мы мало пьём. Наташа, принеси ещё по стаканчику.

Многое здесь изменилось за последние годы. На центральной площади возле музея Ленина стоит обелиск, воздвигнутый в честь независимости Киргизстана. У обелиска почётный караул. Мы подошли как раз в момент смены караула. Трое маленьких пацанят пытаются перед ограждением на глазах у любопытной публики скопировать эту сцену. Они глядят на парадно одетых солдат, тянут вверх носочки и наотмашь отпускают вниз свои ручонки. Из милицейской будки выглянул постовой и прикрикнул на ребятишек по-киргизски. С первого раза не помогло и постовому пришлось выйти из своей берлоги изобразить грозного дяденьку милиционера. Пацанята с задорным смехом бросились рассыпную. Почётный караул торжественно взошёл по ступенькам, покрытым роскошной ковровой дорожкой и сменил своих товарищей на посту.
Мирно светит солнце. Так же как как и в Кёльне перед собором или в Париже перед Эйфелевой башней балуется молодёжь на велосипедах, встречаются влюблённые, пялятся на город туристы.
Особенность Бишкека - белоснежные вершины Тянь-Шаня прямо над крышами города. До тех вершин очень далеко, но они такие высокие, что их видно с любого перекрёстка. Бернгард смотрит на памятник и пытается принять ленинскую позу:
-Куда фюрер зовёт?
-Вождь уже никуда не зовёт. Он подтверждает: верной дорогой идёте, товарищи!
-И куда же идут сегодня товарищи?

На Западе европейцы гордятся своими успехами в борьбе за демократию. Их глаза светятся когда они видят очередного героя этой борьбы. Как у нас тогда, сорок лет назад, когда мы смотрели фильмы про встречи с Фиделем Кастро. Смогут ли они понять горе этой женщины? Сможет ли она понять и разделить с ними их радость? Скорее всего с болью спросит: “Демократия - великое дело, зачем же вы все дома посломали, весь скот порезали?” Очень хочется поговорить об этом с Бернгардом, но это ведь не его проблемы. Дома постарели, новостройки стали руинами, у подъёмного крана отвалилась стрела, перед ним уже седьмой год лежат панели недостроенного дома, рядом кусок бетонного арыка, который переделали в кормушку для скота. Завал! В парк имени Панфилова валит толпами молодёжь. Глядя на двух весёлых подружек, одна киргизка, другая русская, Кирфель мне признался: “Ты прав, если бы США развивались по тем же принципам, то там бы сейчас в каком-нибудь штатебыла бы Республика Навахо.”

Мне жаль вот эту несчастную старушку, что устало тащится домой с базара. Согнувшись под тяжестью лет она идёт со своим неразлучным костылём мимо новых и непонятных ей реклам. Сумела ли ты сегодня, сердешная, выручить себе пару сомов на пропитание? Где твой дед? Строил Турксиб, был на фронте и рано ушёл от тебя в мир иной...

Бернгард задумал подарить своей Астрид пуховую шаль. Кирфели живут в Тюрингии в замке Бедхайм без центрального отопления.
-Вс? понятно, Берни. Имеется замок, в замке есть хозяйка и ей положена шаль. Ходить по замку без шали это ни то, ни с?, это же и дураку понятно.
Берни, мы найд?м шаль для твоей Астрид!
Платки висят как флаги на самом краю базара на кованном железном заборе. Старенькая татарка Джайгуль убедила нас в том, что е? рукоделие в этом ряду само? лучшее.
На выходе румынская гадалка опытным глазом вылавливает из шумной толпы свою очередную жертву:
-Молодой человек, не скажете сколько время!
Через несколько минут „молодой человек“ уже морщит свой лоб над гадальными картами. В его кармане денег при этом стало в два раза меньше. Он сам того хотел и мне его ничуть не жаль. Мне жаль безработного инженера, который ножовкой пилит за прилавком тыкву.

Меняем деньги. Менялы сидят не только в банках, но и на каждом перекр?стке. За одну марку дают двадцать сомов. Булка хлеба стоит пять сомов, бутылка водки - сорок, обед в ресторане - сотню.
-А в Германии есть базар!
-Каждую пятницу на центральной площади.
-И что там есть!
-Там есть вс?!
-А вот и неправда. Там нет хе. Вы ели когда-нибудь хе!
-Японская капуста!
-Нет, не капуста, хе - это рыба по-корейски.
Берни доста?т свой блокнот и делает пометку, вс? ему здесь интересно, разноцветье базара ошеломило его. Корейские прилавки завалены удивительными приправами, узбеки продают прямо с тележек свои огромные дыни, киргизки прут на базар свои леп?шки, дунгане фунч?зу. Тут тебе и киргизский кумыс, тут тебе и русский квас, а на прилавках горы фруктов: виноград, яблоки, груши, гранаты, урюк, - вс? здесь играет красками на солнце, вс? чисто и свежо, без гербицидов и нитратов, на химию давно уж денег нет. Пь?м кислый напиток шоро, рядом с нами на мангалах дымятся шашлыки, из мантышниц пар валит.

Семья Корчагиных встречает нас очень радушно. Знакомимся, садимся за стол. Все спрашивают про Пашу.
-Паша с Айдаркулом теперь уже в Польше, не переживайте, доедут.
-Конечно, доедут, Айдаркул мат?рый шоферюга!
-И вовсе он не шоферюга, он в ЦУМе завмагом работал.
-В Сокулуке!
-В каком Сокулуке, в самом Бешкеке.
-Кончайте перепалку, про гостей совсем забыли.
Пь?м за встречу, за здоровье гостей, за здоровье хозяина, за здоровье хозяйки, за шоферов, за мир и дружбу, за...
-Ich kann nicht mehr!!
-Ну ещ? по маленькой
-Ich kann nicht mehr!!!!!
-Т?тя Люба, он больше не может.
На следущий день мы едем на карлушкином мерседесе в Бешкек. Аля, внучка Корчагиных, согласилась быть нашим гидом. Она недавно кончила медучилище, хотела продолжить сво? образование в медицинском институте, но на уч?бу денег не хватает. Сейчас она дежурит на „скорой помощи“ и учится заочно в университете на менеджера.

Я рассказываю баварцам про Киргизию, а Берни про Айтматова.
Через два часа пол?та под нами проплыли огни Москвы, через три стюардесса объявила подозрительно дрожащим голосом, что мы совершим вынужденную посадку в Москве, на четв?ртом часу пол?та гадкий ут?нок подпрыгивая зашл?пал по бетонке своими кол?сами и в конце концов сел со страшным р?вом и диким скрежетом на взл?тной полосе аэропота Домодедово. Обошлось, живые. Наземная служба кинулась к турбинам, а пассажиры к выходу. Не выпускают - нет российской визы. Снова духота, приш?л
пилот и открыл все запасные выходы. Сквозняк пош?л по вспотевшим спинам. Понемногу отошли и начали шутить.
-Вы бы хоть птичек-то выпустили. Они-то прич?м!
-А у них тоже визы российской нет.
-Надо полагать пилотам жить ещ? не надоело. Не трусьте, долетим.
В Бешкеке в аэропорту уже целых полдня нас дожидается Карл. Едем к Карлушкиной т?ще в Сокулук. Те же пирамидальные тополя вдоль дорог и арыков, те же белоснежные вершины на горизонте, та же самая трасса на Ош... Что же здесь стало иным! На трассе почти нет грузовиков, дома постарели, новостройки стали руинами, у подъ?много крана отвалилась стрела, перед ним уже седьмой год лежат панели недостроенного дома,
рядом кусок бетонного арыка, который переделали в кормушку для скота - печальная картина.

Раз в неделю прилетает из Бешкека во Франкфурт старый облезлый „Ту-104“, белый лебедь вновь ставший гадким ут?нком. Чтобы лететь на н?м, смелости надо иметь ещ? больше, чем денег.
-Куда ты меня затащил, Теодор!!
-Главное, без паники, Бернгард! „Конкорд“ новее был да разбился.
-Я не паникую, но почему из-под крыла теч?т!
-Это самол?т по тебе, по несчастному, плачет.
-Ужас!
-Да не бойся ты, через шесть часов будем в Бешкеке.
Вылет в семь вечера, уже восемь, а мы вс? сидим в самол?те. Франкфурт нас не выпускает. Духота, вентиляция не работает, рядом с нами два поддатых идиота достают сигареты и с наслаждением курят. Остатки сил пришлось потратить на перепалку с ними. Наконец-то вылетаем. Вечерние сумерки удаляются от нас вс? дальше и дальше. Впереди ночь. Берни записывает в блокнот свои первые впечатления. Перед нами сидят любители соколинной охоты из Баварии. В Киргизию летят первый раз вместе со своими соколами.
-Это от ваших птичек так дурно пахнет!
-Нет это от охотничьих собак, но они же в трюме!
-Первый раз летите!
-Да, мы в Киргизии ещ? ни разу не были.

Обещанного три года ждут. Прошло три года и мы наконец-то собрались в эту дальнюю дорогу. Я заказал билеты на тр?х человек: на меня, на Берни и на его сына Флориана. За неделю до нашего отправления мой племянник Карл гонит в Бешкек потр?панный мерседес. Он должен за неделю доехать до Киргизии и встретить нас в аэропорту Манас. Следом за ним в день нашего отл?та едут на разбитых фольксвагенах его друзья Паша Корчагин и Айдаркул Бешеналиев. Паша в Германии в третий раз, Айдаркул - пятьдесят второй. Земляки завалили их всякими шмутками, матрасами, старыми электроприборами, которые не успели выкинуть
на помойку, вышедшими из моды телевизорами и прочей рухлядью. Самое важное в этом хламе - запчасти и старые, но ещ? годные автомобильные шины. Дорога длинная, кто знает, что их жд?т впереди. Айдаркул в этом деле собаку съел и ставит в сво?м микроавтобусе самые плохие телевизоры к выходу - откупаться от таможенного, милицейского и бандитского рекета. Мы всем двором помогаем поплотнее рассовать поклажу и присаживаемся на дорогу. Прощаемся. Я провожаю их до автобана и еду в аэропорт. Если мужикам повез?т, то мы ещ? раз встретимся в Киргизии.

В тот день меня послали к профессору Кирфелю ассистировать экзамен по социальной педагогике. Моя задача: сидеть, помалкивать, слушать вопросы, понимать ответы и ставить отметки в бланке протокола.
- Дайте определение социальной педагогике.
- Социальная педагогика это субсидийная интервенция, направленная на адресат, находящийся в пограничной области общества. Адресатами являются...
- Хорошо-хорошо! Достаточно. Где Вы проходили практику!
- В Индии у Марии Терезы.
- !!!
- Мы подбирали умирающих на улицах Калькутты.
- И потом!
- Потом мы их привозили в миссию, отмывали от грязи, давали лекарства... Тех, кто умирал хоронили...
- Да-а-а... Это тебе не немецкий дом престарелых. Теодор, в Сибири есть дома для престарелых!
- Есть, но туда стариков стараются не отправлять.
- Почему!
- Старики - это твой крест, его несут до конца и на чужие плечи не перекладывают.
- Почти как у Чингиза Айтматова. Вы читали Айтматова!
Разговаривать с ассистентом во время экзамена не входит в регламент. Я почувствовал, что профессору очень-очень плохо, что ему самому нужна помощь. Так мы с ним и познакомились. После экзамена просидели до самого вечера в его университетской каморке и говорили о Киргизии. Бернгард, так звали профессора, был помешан на творчестве Чингиза Айтматова и мечтал побывать на старости лет на родине писателя. Я пообещал устроить ему эту поездку.

За окном просыпалась та же бескрайняя степь. Осенний ветер гнал к горизонту перекати-поле. Смуглый раскосый мальчонка выскочил из юрты, на ходу натянул фуфайку и побежал выгонять отару овец из кошары. Его брат седлал коня... Эти мальчишки сильно напомнили мне моих первых учеников. Горная глухая алтайская деревушка, деревянная школа, класс с высокой печкой, на партах чернильницы, по утрам на моём учительском столе стояла керосиновая лампа. За окном в утренних чернильных сумерках проявляются горные вершины... В классе одни пацаны - дети чабанов-алтайцев. Они учились у меня математике, а я у них любви к Её Величеству Природе. Величие начиналось уже с названий: Ущелье Горных духов, Священный Родник, перевал Чеке-Таман, Каменный Каньон Урсула...
Поезд тронулся. Впереди была государственная граница... В Киргизии в садах всё ещё с глухим стуком опадали и опадали яблоки. Егор перед отъездом ходил по саду собирал их в ведро. Как мы на Алтае картошку. Девать яблоки было некуда и он и вываливал их в летнюю кухню. Целая гора яблок...
В это время в моей родной деревне на берегу Катуни в саду у матери уже осыпался с яблонь первый снег. Он искрился и светился на солнце как прежде. Как прежде мать водила корову к роднику на водопой, как прежде люди шли на работу, в школу, уводили в садик своих детей. Как и прежде шёл по степи этот поезд.Многие как и я ехали по этой степи в последний раз. Через год и я уехал вслед за роднёй в Германию. Мне казалось тогда, что никогда больше не попаду в Киргизию, но в жизни бывают счастливые моменты, которых не ждёшь. Они приходят сами собой.

В Киргизию мы ездили почти каждый год. Чаще всего летом. Степь в это время дышет зноем. Ветер врывается в открытые окна и заполняет весь вагон сухим степным духом. Через терпкий настой разогретой под солнцем полыни едва пробивается лёгкий дымок далёких казахских кочевий...
Я угадывал названия станций, вспоминал свои прошлые встречи со степью. Всё мне казалось знакомым и родным, хотя и ничем не напоминало мне мой родной Алтай. Эта бесконечная степь когда-то была частью моей огромной Родины, а люди ехавшие со мной в поезде были когда-то моими согражданми: и сидящие против меня престарелые казашки, и дремлющий надо мной турок, и семья корейцев, только что зашедшая на станции, и освободившиеся зэки, сидящие в соседнем купе за чефиром.
Утром один из них заорал на весь ещё спящий вагон: “Козлы! Вы
когда мне чаю принесёте!” Казашки испуганно по-казахски запричитали, корейцы заоглядывались... Послышался женский голос: “Да кто ж тебе, милок, в такую рань-то кипяток приготовил? Ишь ты, чаю ему в постель подайте...” Зэк заткнулся, вагон замер, втихушку хихикнул и стал под стук колёс подниматься с постелей.

За окном проплывала осень. Степной полустанок подмигнул мне зелёным глазом светофора, а стрелочник как старый добрый знакомый махнул мне вслед рукой. светлая даль уже вторые сутки кружилась вместе с горизонтом по одному огромному кругу. Это была моя последняя поездка в Киргизию. Я так думал тогда, был уверен в том, что съездил в Киргизию в самый последний раз и насегда прощался со степью, которая стала мне родной.
Той осенью 1993-го года последние наши родственники навсегда покинули Сокулук и улетели в Германию. Поезд лениво и бесконечно долго тащилсяна северо-восток по бескрайней казахской степи. В памяти застряли прощальные картины: все сидят в саду на чемоданих, с глухим стуком опадают на землю яблоки, аэропорт “Манас”, таможенный досмотр, слёзы и объятия, родные лица скрываются за барьером в толпе...

Вслед за соколами мой репортаж о поездке в Киргизию